***

Челнок сел в космопорту нейтральной к соседским разборкам НьюДании, третьего государства на этой планете.

Потоптались у входа таможенники, получили сопроводительный файл о неприкосновенности транспортного средства, включая экипаж и приписанное к борту оборудование. Изучили — ушли, вежливо попрощавшись.

Потом прибыл разъездной микроавтобус, доставивший нас к административному зданию.

Там новые таможенники просветили багаж, а пограничники проверили документы. У медиков (хотя из прибывшей со мной парочки медики — как из меня балерина, обоих видел на допросах в несколько иной форме одежды) — командировочные удостоверения, у уборщика — персональный ID и приглашение на работу.

Зафиксировав все необходимые сведения, стражи границы пропустили нас в общий зал. Я шёл последним, и, не удержавшись, спросил:

— А что, визу оформлять не надо?

Привыкший к любым вопросам пограничник, нисколько не удивившись, любезно разъяснил, хотя и с заумью:

— Вы попадаете под действие конвенции о безвизовом режиме для граждан Федерации и союзных миров, предусматривающей взаимное признание декларации прав человечества на свободное перемещение и определение места жительства. Так что не переживайте, господин Самадаки, у миграционного бюро к вам претензии вряд ли появятся.

Миновавшие разделительный турникет флотские косились на меня с неодобрением, но без злобы. Спросил и спросил, потому что болтлив и любопытен. Их, привыкших к действию, больше заботила задержка в пути, попустительски вылившаяся в незапланированное ожидание какого-там бывшего рядового.

Пожелав пограничнику всего наилучшего — ну вот пёрло из меня учтивое благодушие — я догнал «медиков», и почти сразу попал под опеку встречающего нас мужчины, представившегося помощником атташе.

Далее был комфортабельный автомобиль, дорога, современный город, широкие улицы, и небольшой двухэтажный особнячок, отделённый от проезжей части узким газоном с декоративной решёткой высотой мне по пояс.

— Приехали, — сообщил помощник, продолжая администрировать наш визит. — Вас покормить?

— Потом, — отмахнулся «медик», выбираясь из салона. — Сначала дела.

Изнывающего от аппендицита бойца никто, естественно, осматривать не бросился. Флотские, едва закрылись двери представительства, твёрдым шагом направились на второй этаж, в кабинет здешнего начальства, а меня проводили в подвал.

— Ваша комната, — распахнул одну из дверей помощник. — Будете жить здесь. Контракт с вами мы заключили на стандартную неделю с возможностью продления. Убирать, — тут он усмехнулся, — только то, что сами намусорите. Питание трёхразовое, подадут сюда. На улицу не выходить. Помещение покидать только по разрешению администрации.

Я в курсе... Полковник довёл. Моя задача — сидеть, не высовываясь, и ждать, когда позовут. По улицам не болтаться, сотрудниц за выпуклости не хватать, песен не горланить.

— Можно с семьёй связаться?

— Вечером. Запишете обращение. Прямые переговорные сеансы пока исключены, — помощник ещё шире распахнул двери, всем видом показывая, что ему пора.

***

Комната мне досталась приличная. Чистая, светлая, с визором на стене и холодильником, полным разных безалкогольных напитков. Отдельно порадовала кровать. Простыни белоснежные, отутюженные, матрац упругий, а выглаженные уголки наволочки на подушке вызывали непреодолимое желание их потрогать. Разве что окно отсутствовало, но я не привередлив. Подвал, всё-таки.

Душ, санузел тоже сверкали вылизанностью. Умелая здесь уборщица, вряд ли её переплюну...

Помощник атташе сдержал обещание. Вечером он провёл меня в свой кабинет на первом этаже, усадил за стол и включил камеру, вмонтированную в верхнюю часть монитора, попутно выдавая рекомендации:

— Попрошу обойтись без привязки к местности. Потом своим расскажете, где были и что делали.

Я кивнул. Перед стартом с меня взяли подписку о неразглашении любых сведений, имеющих отношение к проводимой операции. Хотели запретить и всяческое упоминание приключений на поверхности планеты, однако я встал на дыбы.

— А если потребуется в суд идти? Вы же меня автоматически под статью подведёте! Сами приказали давать показания!

Имелась у моей упёртости и другая причина. Интервью Глену уже существует и может всплыть против воли командования. Случайностей в этом мире полно, от всего не убережёшься: необоснованно уволенный оператор от обиды скопирует и вывалит в сеть, или юные хакеры взломают компьютер журналиста, ради хайпа разыскивая жаренные факты... Да много всего, устанешь перечислять.

Поразмыслив, флотские от меня отстали. Как я подозреваю — временно. По завершению всех запланированных мероприятий они однозначно собирались вернуться к этому разговору, в более ультимативной форме.

Но это будет потом. Тогда и стану думать.

— Запись, — негромко уведомил помощник, нажав кнопку на клавиатуре и отходя в сторону.

— Можно говорить? — тупо переспросил я, сдерживая нахлынувшее волнение.

Сотрудник представительства сделал знак, призывающий заняться делом, а не страдать глупостями.

— Мама, папа... Это я, Вит... — давно заготовленные, тёплые слова растворялись на кончике языка, подменяясь другими, какими-то не такими. Будто у меня во рту сидел злобный цензор, стирая всё важное и тут же набирая иной текст, идущий вразрез с желаемым. — Я в порядке. У меня всё хорошо. Я приеду, как только освоб... — тут я смог задавить невидимого правщика, логично предположив, что слово «освобожусь» прозвучит более чем двусмысленно и до жути перепугает родителей. Освободишься откуда? Или от чего? — Можно это вырезать?

Наблюдавший за мной помощник утвердительно качнул головой.

— Я приеду, как только разберусь с начальством. Подал прошение об отставке. Его удовлетворили, но... Вы же знаете, это не быстро. Пока чип сдам, пока до дома доберусь...

Упоминание понятных, доступных и, одновременно, житейских формальностей помогло настроиться на нужный лад. Говорить стало проще.

— То, что я, якобы, погиб — это досадное недоразумение. Оно уже исправлено. Честно. Там вышла неразбериха в документах, и в части по ошибке проморгали... А я же служил далеко. Пока всплыло, пока разобрались, пока определялись с виновными... Я и не знал! Так бы, конечно, гораздо раньше сообщил.

Вся эта надиктовываемая ахинея преследовала лишь одну цель — успокоить маму и папу. И без разницы, что я несу полную дичь. Главное — не останавливаться, дать родителям возможность слышать, видеть живого сына, а потом переслушивать, пересматривать, ожидая, когда он вернётся.

— Я полностью здоров, — помахал ладонями перед глазком камеры и, откинувшись на стуле, подтянул колени к груди, демонстрируя ноги. — Так что не выдумывайте глупости.

Со стороны мне показали, что пора закругляться.

— В общем, скоро позвоню... Мама, папа, я люблю вас и очень скучаю.

Непривычные нежности, но им будет приятно. Особенно маме.

Щелчок кнопки сообщил, что запись окончена.

— Вставайте, — потребовал помощник. — Вырежем ваше заикание.

Заняв своё