острове. Еще есть идея, что если генный драйв каким-то образом выйдет из-под контроля, то можно будет запустить другой драйв с так называемой последовательностью CATCHA, чтобы отключить первый[158]. Так что же может пойти не так?

Во время поездки по Австралии я захотела увидеть не только лаборатории, но и природу. Я подумала, что было бы забавно посмотреть на сумчатых куниц; на фотографиях в интернете они выглядели ужасно мило — почти как миниатюрные барсучки. Но, как оказалось, чтобы увидеть куниц, нужно гораздо больше опыта и времени, чем у меня было. Куда легче было найти жаб, которые их убивали. Итак, однажды вечером мы с биологом Лин Шварцкопф отправились на охоту за жабами.

Так случилось, что Шварцкопф была в числе изобретателей жабинатора, и мы зашли в ее офис в Университете имени Джеймса Кука, чтобы взглянуть на устройство. Это была клетка размером с тостер с пластиковой дверцей. Когда Шварцкопф включила маленький динамик ловушки, офис наполнился ворчанием жабы.

— Самцов жаб привлекает все, что хоть отдаленно напоминает жабу по звуку, — сказала мне Лин. — Если они услышат манок, пойдут к нему.

Университет имени Джеймса Кука расположен на северном побережье Квинсленда, в регионе, где впервые появились жабы. Шварцкопф решила, что хоть пару жаб мы найдем прямо на территории университета. Мы пристегнули налобные фонарики. В девять вечера в кампусе почти никого не было, за исключением нас двоих и снующих вокруг валлаби. Некоторое время мы бродили по территории, высматривая, не блеснут ли где-нибудь злобные глазки. Когда я почти уже пала духом, Шварцкопф заметила жабу в подстилке из листьев. Она подняла жабу и тут же определила, что это самка.

— Если сильно их не мучить, они не причинят вреда, — сказала она и указала на ядовитые железы жабы, которые выглядели как два набухших мешочка. — Вот почему не надо бить их клюшкой для гольфа. Если стукнуть по железам, яд брызнет во все стороны, а если он попадет в глаза, то можно ослепнуть на несколько дней.

Мы еще немного побродили по округе. Шварцкопф заметила, что было очень сухо и жабам, вероятно, не хватало влаги: «Они любят кондиционеры — все, что капает». Возле старой теплицы, где кто-то недавно протягивал шланг с водой, мы нашли еще двух жаб. Шварцкопф перевернула гниющий ящик, размером и формой напоминающий гроб. «Золотая жила!» — объявила она. В мелкой пенистой воде обнаружилась целая стая жаб — и не сосчитать. Некоторые даже сидели друг на друге. Я думала, что жабы начнут расползаться, но они и не думали трогаться с места.

Самый сильный — он же и самый простой — аргумент в пользу редактирования генов у жаб, домовых мышей и черных крыс: а какова альтернатива? Если даже просто отбросить все эти технологии как противоречащие природе, то природу-то все равно уже не вернуть. Мы выбираем не между «что было» и «что есть», а между «что есть» и «что будет» — а очень часто не будет ничего. В таком положении находятся дьявольский и шошонский карпозубики, широкий эмпетрихт и сумчатая куница, кэмпбельский чирок и тристанский альбатрос. Если мы будем придерживаться строгого определения «природного», то они — вместе с тысячами других видов — погибнут. Сегодня вопрос уже не в том, собираемся ли мы изменить природу, а в том, с какой целью мы будем это делать.

«Мы подобны богам, так давайте научимся пользоваться этим», — написал Стюарт Бранд, редактор сборника «Каталог всей Земли» (The Whole Earth Catalog), в первом его номере, опубликованном в 1968 г. Недавно, под впечатлением от происходящих с нашей планетой изменений, Бранд усилил свой лозунг: «Мы подобны богам и обязаны научиться пользоваться этим». Бранд стал соучредителем группы «Возрождение и восстановление» (Revive & Restore), которая объявила своей миссией «увеличение биоразнообразия с помощью новых методов генетического спасения»[159]. Среди наиболее фантастических проектов, которые поддержала группа, — попытка воскресить странствующего голубя. Идея состоит в том, чтобы перенастроить гены ближайшего нынешнего родственника птицы, полосатохвостого голубя, и тем самым повернуть историю вспять.

Гораздо более осуществимой представляется попытка вернуть американский каштан. Это дерево, когда-то распространенное на востоке Соединенных Штатов, было почти уничтожено каштановой гнилью. (Фитофтороз, грибковый патоген, занесенный в начале XX в., уничтожил почти все каштаны в Северной Америке — по оценкам исследователей, 4 млрд деревьев.) Ученые из Колледжа экологических наук и лесного хозяйства Нью-Йоркского государственного университета (Сиракузы, штат Нью-Йорк) создали генетически модифицированный каштан, невосприимчивый к болезням. Ключом к такой устойчивости является ген, взятый у пшеницы. Но из-за одного-единственного заимствованного гена дерево считается трансгенным, и для его распространения необходима федеральная лицензия. В итоге устойчивые к болезням саженцы сегодня растут только в теплицах и на огороженных участках.

Как указывает Тизард, мы постоянно перевозим гены по всему миру, обычно целыми геномами. Именно так фитофтороз впервые появился в Северной Америке; его занесли туда вместе с азиатскими каштанами, импортированными из Японии. Если мы можем исправить нашу трагическую ошибку, изменив один ген, разве мы не обязаны сделать это ради американского каштана? Можно утверждать, что умение «переписывать сами молекулы жизни» накладывает на нас определенные обязательства.

Конечно, аргументы против такого вмешательства тоже убедительны. Та же логика, что лежит в основе «генетического спасения», привела ко многим ошибкам, изменившим мир. (Вспомните ситуацию с азиатскими карпами или жабами-агами.) История биологических вмешательств, направленных на исправление предыдущих биологических вмешательств, напоминает эпизод из детской книги «Возвращение кота в шляпе» доктора Сьюза, когда Кот съел торт в ванной, и его попросили навести там порядок[160]:

— И чем же он все вытер?

МАМИНЫМ БЕЛЫМ ПЛАТЬЕМ!

В ванной стало чисто,

Зато запачкалось платье!

В 1950-х гг. Министерство сельского хозяйства Гавайев решило контролировать численность гигантских ахатин — улиток, которых за пару десятков лет до этого завезли для украшения садов. Для контроля на Гавайи завезли хищных улиток вида Euglandina rosea. Новые улитки по большей части гигантских ахатин не трогали. Зато они стали пожирать мелких улиток десятков эндемичных для Гавайев видов, вызвав, по выражению Э. Уилсона, «лавину вымирания»[161].

Отвечая Бранду, Уилсон заметил: «…мы никакие не боги. Мы просто недостаточно умны, чтобы вообще претендовать на какой-то особый статус»{12}[162].

Пол Кингснорт, британский писатель и активист, выразился иначе: «Мы подобны богам, но мы так и не научились этим пользоваться… Мы — как Локи, убивающий прекрасное ради забавы. Мы — как Сатурн, пожирающий своих детей»[163].

Кингснорт также отметил: «Иногда не делать ничего лучше,