успел отскочить в сторону. Сильно ударил одно колено. Второе – послабее. В итоге стал хромать на одну ногу. И тогда понял – мне грозит опасность. А когда поздно вечером позвонили и предложили взять безвозмездный кредит, я машинально спросил:

– А как может сочетаться кредит и безвозмездный?

Бодрый женский голос не раздумывал:

– А вы разве не знаете, что теперь в жизни все возможно. Такие времена бывают редко. Не упустите момент.

В моей голове в один миг промелькнули картинки спасительного калейдоскопа. Милиция, скорая помощь, пожарные, соседи, Агафьева, профессор Долин, Яга, Иришка и даже ее собачка. Но я решил остаться один. И… Не думаю, что из-за страха. Не думаю, что из-за безысходности. Скорее – из-за той спасительной логики, которую я не так давно уж отверг.

Только в одиночестве, будучи глухонемым и незрячим, можно получить шанс на спасение. Все в подробности записать. И непременно передать свои записи адвокату.

И я официально и как можно спокойнее ответил бодрому женскому голосу:

– Хорошо, я согласен обговорить с вами условия безвозмездного кредита.

– Мы с вами свяжемся. – Голос стал бодрее и веселее. – Ждите.

Чуть позже мне перезвонили и назначили встречу. На сегодня. На вечер. В трубке что-то прошелестело. Мне показалось – мой безвозмездный кредит.

Ждать у моря погоды, когда шторм накроет меня целиком, я не собирался. Все подробно записал. Но не передал. Не успел. Мое сочинение украли. В этом кафе… Такое любил Моцарт. Скрипка в тишине. Ромашки на столе. И милый официант по имени Дима. Который скоро будет учиться в колледже…

Я стукнулся лбом о стол. И встряхнул в полузабытьи головой. Я что-то сочинял? Или мне снилось, что сочинял? Мне снились мои же воспоминания?

– Вы ударились? – Вопросительно-мягкий голос заставил меня вздрогнуть.

Я медленно поднял голову. Посмотрел вперед мутным взглядом. И ничего не увидел.

– Вы ударились. – Голос был уже утвердительно твердым.

Я отрицательно покачал головой.

Я ударился, но мне почему-то от этого стало стыдно. И я повернул отяжелевшую голову. Рядом со мной сидел незнакомец примерно моего возраста. Примерно моего роста. Лица его я не разглядел. К тому же он был в шляпе, надвинутой на лоб. И тень от широких полей полностью оттеняла его лицо. В полумраке кафе.

«Ну, вот и конец», – подумал я. Мне почему-то уже не было страшно. И я даже облегченно вздохнул. Страшно ждать. Не важно – хорошего или плохого. Всегда ждать страшно. Когда дожидаешься – почему-то становится легче. Наверное, потому, что ожидание – это в некоторой степени остановка жизни на время. И остановка времени тоже. Когда дожидаешься – время идет. И жизнь вновь идет. Даже если она вот-вот может остановиться.

– Вашу папку взял я.

Я это уже понял. Но упорно продолжал молчать. Я помнил свою игру-молчанку. Хотя этой игре здесь уже вряд ли поверят.

– Вы ведете себя крайне неосторожно. Приходите в незнакомое кафе, имея при себе важные документы. К тому же торчите здесь уже несколько часов, привлекая внимание. Пьете вино. Вот и головой ударились. Тоже по неосторожности. Кстати, вам больно? Пожалуй, будет шишка. Попросить лед? Или, пожалуй, не надо. Вот. Пустая бутылка. Она холодная. Приложите.

Я послушно взял бутылку и приложил ко лбу. Я хотел хоть каких-то действий, пусть незначительных, машинальных. А еще я не хотел смотреть в глаза незнакомцу. Учитывая, что все равно я их не мог рассмотреть. Тогда как он запросто мог видеть мои. Впрочем, что он мог в них прочесть? Облегчение.

– Молчите? Это уже хорошо. Молчаливые люди вызывают уважение. Хотя они, как правило, более всего опасны. Я прочитал ваш доклад… Впрочем, что я говорю. Ваше сочинение. Подробно. Но слишком много лирических отступлений. А по делу – очень, очень мало информации. Но для того, чтобы вас уничтожить – и этого мизера достаточно. Вы знаете мало, но кое-что знаете. А это уже много.

Я отставил бутылку. Лоб горел. И я уже не знаю – от холода или от жара. Меня нагнали. Хотя с ними я должен был встретиться вечером. И далеко отсюда. Но за мной следили. Мне не доверяли. Еще бы! Закатить такой откровенный скандал! Я, наверное, сошел с ума. Вместо того чтобы молча написать отчет (незнакомец прав – лучше всего без лирических отступлений), передать его адвокату или еще куда. Так я закатил скандал. И вот теперь… Теперь покорно жду своей участи. Но мне уже не страшно.

– Вы написали, что должны с ними встретиться сегодня в семь.

Вот тут я испугался. Почему? Почему с ними? Разве он – это не они? И с испугу заговорил:

– С ними? Я вас не понимаю. Встретиться с вами?

– Ну, слава богу. – Незнакомец улыбнулся. У него была широкая приятная улыбка. Только ее я и заметил на его затемненном лице. – Вот вы и заговорили. Хотя замечу, ваш метод прикидываться немым очень удачен. Я бы сказал – талантливое изобретение. Насколько в жизни было бы все проще и благороднее, если бы люди почаще прикидывались немыми. Или были немыми. Впрочем, тогда многое невозможно было бы объяснить! Особенно дурного.

– И все же, – грубо перебил я его. Меня не грели его комплименты. – И все же, я ведь должен был встретиться с вами?

– Я редко ошибаюсь в словах. Если я сказал – с ними, значит, имел в виду – с ними!

Он сделал акцент на последнем слове.

– Ничего не понимаю, – пробормотал я.

– Я для того и здесь, чтобы объяснить.

– Ну, так объясняйте скорее.

– Вы так долго здесь торчали, что лишние полчаса ничего не решат. Если они вас вычислили, то уже вычислили. И я не знаю, чем смогу помочь. Если нет… Все же, надеюсь, нет. Иначе папка была бы у них, а не у меня. Но вы правы – лучше побыстрее в любом случае. Крестики-нолики – быстрая игра. И далеко не детская. И нам нужно в ней победить. И побыстрее.

– Кто вы? И почему я должен вам доверять?

– Доверять или нет – ваше право. Как и право выбрать жизнь или смерть. Но я бы вам посоветовал – жизнь.

– Вы мне угрожаете?

– Напротив. Я просто пытаюсь вас защитить. И больше сказать, чем смогу… Увы, не смогу. В основном вы мне должны поверить на слово. Просто поверить. Поскольку у вас есть выбор – с ними. Или со мной. Давайте рассуждать логически. Вы уже составили примерную картину, что это за люди. Про меня вы не знаете абсолютно ничего. Вот и весь выбор.