Я смеюсь:

– А вот теперь ты немного преувеличиваешь. Это же всего один вечер. Я просто хочу рискнуть и попробовать что-то новое, пережить маленькое приключение, понимаешь?

Мгновение он колеблется.

– Тогда думай на шаг вперед и сними деньги наличными. Банковскую карточку я бы на твоем месте оставил в фургоне. Ты должна заранее дать себе установку, что идешь туда не ради того, чтобы разбогатеть, а чтобы заплатить за удовольствие.

– Заплатить за удовольствие? – ухмыляюсь я.

– О’кей, прозвучало не так, как надо. Но ты знаешь, что я имею в виду. Сумма, которую ты возьмешь с собой, в конце этой ночи, скорее всего, будет потрачена. Так что бери ровно столько, сколько готова потерять. И не плати за удовольствия другого рода. И не пей слишком много. Чтобы на следующее утро не проснуться замужней.

Меня накрывает приступ хохота, потому что Паскаль внезапно вспоминает тысячу вещей, которыми славится Лас-Вегас. Очень мило, что он за меня волнуется, но я в состоянии о себе позаботиться.

– Господи, мне лучше остановиться, я уже говорю, как моя мама. – Паскаль вздыхает и замолкает.

В мгновение ока из нашего разговора исчезает легкость, как и в последний раз, когда речь зашла о его матери. Я спрашиваю себя, что с ней случилось, однако не отваживаюсь озвучить этот вопрос из страха сделать ему еще больнее.

– Я рядом, если захочешь поговорить, – наконец предлагаю я и встаю, чтобы вымыть тарелку из-под мюсли. Сейчас уже десятый час, и мне пора ехать. А поговорить по телефону можно и по дороге.

– У нее был рак поджелудочной железы.

Слова Паскаля обрушиваются на меня словно из ниоткуда. Я резко втягиваю в себя воздух.

– Ох, Паскаль… Мне очень жаль, – шепчу я, снова опускаясь на стул. Не представляю себе, как ужасно потерять мать. Еще и так рано.

Он откашливается:

– Все произошло очень быстро. Через пару недель после того, как ей поставили диагноз, она… Думаю, она даже этого не заметила, потому что ей вводили столько морфина. Мама просто уснула.

Мне хочется столько всего ему сказать. Утешить. Обнять и заставить забыть о случившемся. Отвлечь. Но горло будто сжимается.

– Иногда я забываю, что ее больше нет, – тихо продолжает он. – А когда потом вспоминаю, еще сильнее скучаю по ней.

– Могу себе представить. – Я закрываю глаза и думаю о свой маме и о том, что мы не виделись уже два года, потому что обе жутко упрямые. Потому что так упорно живем прошлым, что забываем: будущее может оказаться гораздо короче.

– Спасибо, Холли.

– Всегда пожалуйста, – серьезно отвечаю я, и мы оба на миг замолкаем. Это не неприятное молчание. Наоборот, тишина между нами – словно объятия, которые дарят утешение.

Паскаль первым берет себя в руки и прочищает горло:

– Итак, вперед, в Вегас?

Глубоко вздохнув, я отгоняю от себя мрачные мысли и концентрируюсь на том, что меня ждет.

– В Вегас, детка! – И тут же прикусываю губу. А вот это, наверное, уже немного чересчур, но Паскаль смеется… И это единственное, что имеет значение.

18

Паскаль

Лос-Анджелес, Калифорния

От лазаньи уже исходит божественный аромат, когда Мика звонит в дверь. Я мою руки, вытираю их и впускаю брата.

– Привет. – Мы ударяем по рукам. – Заходи.

Мика принес упаковку из шести бутылок пива и с любопытством осматривается. На нем шорты и футболка, на этот раз без логотипа пожарного департамента Лос-Анджелеса.

– Разве не странное ощущение – жить в квартире женщины, которую почти не знаешь?

– Да, – отвечаю я и веду его в гостиную, где брат ставит пиво на стол. Его взгляд останавливается на переполненных книжных полках. – Но к этому довольно быстро привыкаешь. Хотя мне как минимум раз в день приходится звонить ей и спрашивать, где что лежит. Впрочем, сейчас я уже чувствую себя почти как дома.

– И она не против, что ты приглашаешь гостей? – Он открывает одну бутылку и протягивает мне, а затем берет еще одну себе, чтобы мы могли чокнуться.

– Она буквально дала мне такое предписание, – откликаюсь я и рассказываю ему о еженедельных заданиях, которые мы друг для друга придумали. Однако тем, что в ее первую ночь в пустыне я виртуально был с ней, я с братом не делюсь. Это останется нашей с Холли сокровенной тайной. – Завтра вечером мы снова устроим прямую трансляцию и откроем следующие конверты.

– Сегодня утром я посмотрел оба ваших влога, – признается Мика и делает пару шагов по комнате, чтобы рассмотреть висящие над диваном фотографии. – Мне было интересно взглянуть на эту девушку. Кажется, она милая. И хорошенькая. Ты на нее запал?

– С места в карьер, да?

Он ухмыляется, глядя на меня:

– Да я просто так спросил. Ты живешь у нее в квартире. И наверное, сейчас уже знаешь ее лучше, чем кто-либо другой. Или у нее есть парень?

Я качаю головой, но ничего на это не отвечаю, потому что сам пока не уверен, какие чувства испытываю к Холли. Да, она кажется мне привлекательной. Настолько привлекательной, что время от времени я фантазирую, как бы все повернулось, живи я в Лос-Анджелесе. Но серьезные отношения? Действительно ли я к этому готов? Во всяком случае, сейчас я не могу себе представить, что откажусь от своего фургона ради женщины. Я слишком люблю свободу, которую дает мне такая жизнь.

И сомневаюсь, что Холли отказалась бы от своей квартиры, чтобы путешествовать со мной по Америке. Нет, для этого ей бы пришлось пустить свою карьеру по ветру. А я бы никогда не потребовал от нее ничего подобного.

– Кажется, лазанья почти готова, – меняю я тему, пока чересчур не увлекся мыслью о том, что мы с Холли могли бы стать больше, чем просто коллегами. – Я приготовил веганскую версию.

Мика следует за мной на кухню и облокачивается на стойку. Отставив свою бутылку в сторону, он складывает руки на груди и наблюдает, как я достаю посуду и вынимаю из духовки лазанью. Потом с уважением присвистывает:

– Впечатляет! Выглядит так, будто это может быть вкусно.

– Надеюсь. Заменитель сыра показался мне немного чудным.

Хохотнув, Мика берет посуду, и мы выходим на балкон, чтобы поесть там. На улице все еще тепло, но уже не настолько жарко, чтобы вспотеть от лазаньи.

– Значит, ты сегодня работал? – начинаю я, после того как мы некоторое время едим в тишине.

Атмосфера между нами до сих