Шрифт:
Закладка:
Главным среди сторонников Бейча был Николас Бидл, член АФО, написавший книгу о западном путешествии Льюиса и Кларка. Бидл родился в 1786 году и увлекался картографией, естественной историей, френологией и древнегреческим языком. Будучи директором Второго банка Соединенных Штатов и одним из ведущих вигов, он противостоял Эндрю Джексону в «банковской войне» начала 1830-х годов. Изображая банк как частный интерес, противостоящий воле народа, Джексон приказал изъять государственные средства и разместить их в «домашних банках» сторонников. Бидл возмущался: «Джексон считает, что раз он снимал скальпы с индейцев и сажал в тюрьму судей, он должен иметь отношение к банку». Бидл перестарался: чтобы показать важность банка, он ввел жесткие ограничения на кредитование, что в итоге укрепило позиции его противников и привело к прекращению действия устава в 1836 году.
Бидл продолжал активно участвовать в работе филадельфийских организаций и помог обеспечить Бейчу университетскую профессуру. Он являлся председателем правления Филадельфийского Колледжа Жирар[31], школы для белых сирот мужского пола, финансируемой Стивеном Жираром, абсурдно богатым банкиром. Закладывая краеугольный камень в 1833 году, Бидл восхвалял необходимость государственного образования в США: «В других странах необразованность и невежество – частная неудача, но в Америке – это общественное зло. Всеобщее равенство сил станет опасным, если оно позволит невежественной массе одержать победу численной силой над превосходящим интеллектом, которому она завидует». При поддержке Бидла в 1836 году Александр Бейч отказался от профессорской должности, чтобы стать первым президентом Колледжа Жирар.
Перед открытием школы попечители Жирара оплатили Бейчу поездку по Европе для изучения систем образования – точно так же, как Джозеф Генри путешествовал с целью приобретения инструментов и книг для своих курсов. Друзья встретились в Лондоне, где они общались с известными учеными. При содействии Чарльза Уитстона и Майкла Фарадея они продемонстрировали мощную батарею Генри, создавая искры из термоэлектрического тока: «Ура эксперименту янки!» – воскликнул Фарадей (по крайней мере, по словам одного из студентов Генри). Фарадей познакомил Генри с аппаратурой, используемой им в экспериментах, и показал ему большие батареи в подвале Королевского института, которые Хамфри Дэви соединил проводом с театром наверху, чтобы ошеломить зрителей электрическим светом.
Бейч без проблем вошел в состав Королевского общества: в этом помогли рекомендательные письма, свидетельствующие о его научных заслугах и знаменитом предке. Генри был рад, что научная репутация его опередила, хотя его беспокоили разговоры с «английскими леди», оспаривающими его поддержку рабства. «Они не понимают наши предрассудки в отношении афроамериканцев, – жаловался он, – и не видят, почему им нельзя получить все привилегии белого человека».
В Париже Бейч проникся симпатией к Франсуа Араго, астроному и секретарю Академии наук. Будучи близким доверенным лицом Гумбольдта, Араго использовал свой научный авторитет в Национальном собрании, чтобы выступать в поддержку рабочих и демократических реформ, а во время революции 1848 года возглавил законодательную кампанию за прекращение рабства во Франции и ее колониях. Генри не умел говорить по-французски и считал парижан – с их обедами на открытом воздухе, бутиками и садами с «мраморными статуями, во многих случаях совершенно обнаженными» – «жителями почти другой планеты».
Еще больший конфуз ждал его в Ливерпуле на собрании Британской научной ассоциации (БНА) в 1837 году. БНА была основана в 1831 году группой «джентльменов науки», куда входили Дэвид Брюстер, Чарльз Бэббидж и Уильям Уэвелл, под влиянием аналогичной немецкой организации, созданной Гумбольдтом и биологом Лоренцем Океном. Собираясь каждый год в разных городах, БНА собирала исследователей из всех областей естествознания для обсуждения результатов и создания дружеских связей.
Генри был счастлив, что его, наряду с немецким химиком Юстусом фон Либихом и швейцарским физиком Огюстом де ла Ривом, выделили как выдающегося иностранного участника. Но после его лекции о «внутренних усовершенствованиях» Америки в области железных дорог и каналов, в ходе которой он вспомнил о девятичасовом путешествии на пароходе по Гудзону из Нью-Йорка в Олбани, один из ведущих заседания «вскочил» и отрицал возможность такой высокой скорости.
Оппонент, Дионисий Ларднер – лондонский лектор по механике – привел весь зал в «состояние смятения». Когда коллега укорил Ларднера за неуважение к «джентльмену и иностранцу», Генри заявил, что не заслуживает особого отношения из-за того, что он иностранец. Истина и наука, по его мнению, не должны знать страны. Его благородные чувства были встречены аплодисментами.
Но даже через год после возвращения на родину эта история не оставила Генри равнодушным. Его раздражало «низкое мнение» европейцев об американской науке. Хотя он был рад теплому приему многих физиков, его европейское турне показало, какой путь предстоит пройти стране, прежде чем стать равной в науке на международной арене.
С целью борьбы с «великим предубеждением» против американской науки Генри все больше склонялся к планам Бейча по организации науки в национальном масштабе: «Я все больше склоняюсь к вашему мнению, что настоящие рабочие люди науки должны делать общее дело».
Бейч начал в Филадельфии. Когда он вернулся домой, Колледж Жирар все еще не был официально открыт. Бейч принял вторую должность суперинтенданта Центральной средней школы – еще один эксперимент в области государственного образования. Вскоре его ученики стали проводить астрономические наблюдения с помощью установленного им мощного телескопа, а также ежедневные наблюдения в магнитной обсерватории, созданной им на территории Колледжа Жирар в рамках гумбольдтианского «магнитного крестового похода».
Бейч также использовал свои политические связи, чтобы получить от штата Пенсильвания четыре тысячи долларов на термометры, барометры и дождемеры, которые были распространены по всему штату среди наблюдателей, отправлявших свои записи члену «клуба» Джеймсу Эспи, что сделало его первым в истории Америки государственным метеорологом. Бейч и его друзья все прочнее увязали в международных сетях наблюдателей за землей и небом.
Политические противники вынудили Бейча уйти с поста директора и Колледжа Жирар, и Центральной школы. Эти распри, вызванные враждебным отношением джексонианцев к финансируемому государством образованию, как никогда убедили его в необходимости «великой системы общественного образования, достойной покровительства и поддержки свободного и просвещенного народа», тесно интегрированной в хорошо финансируемую национальную программу научных исследований. Бейч вернулся в университет, выжидая, когда появится еще одна возможность реализовать свое видение национальной науки. И когда такая возможность появилась, он сразу же за нее ухватился.
Чтение черепов на публике
Генри и Бейч обнаружили одно огромное препятствие на пути к своим целям: они называли его шарлатанством. Издательства и лекционные залы, получавшие прибыль от таких диверсий, как «Лунная мистификация» или шахматиста Мельцеля, также освобождали место
