Шрифт:
Закладка:
Я вытерла пальцы салфеткой.
– Готова? – спросила Юля.
Понятия не имею, к чему мне надо было готовиться. Я думала, Юля заставит какой-нибудь бутон раскрыться, но она даже не оглянулась на цветы.
– Показываю один раз. Мы с тобой хоть разных полюсов, и сила у нас разная, но природа у нее одна. Я – тепло, свет, жизнь, ты – холод, спокойствие, сон. Ты погружаешь мир в сон, чтобы он пережил холода. Я его пробуждаю.
– Весна его пробуждает, – проворчал Антон. – Не приплетай Ефросинью.
– Какой ты нудный! – Юля капризно надула губы. Но быстро переключилась: – Тёма, будешь моей моделью.
Тёма как будто не удивился. И, беззвучно вздохнув, потянулся к вороту рубашки.
– Юля, можно мне? – встрял Леша. – Мне все, что ты делаешь, в радость.
Он начал расстегивать пуговицы даже раньше, чем она ответила. Обнажилась грудь с порослью кудрявящихся волос, под которыми угадывался шрам – красноватый контур маленькой ладони.
То есть меня он боится, а вот этого – нет?
Я покрутила головой. В кафе кроме нас осталось всего несколько человек, но никто не обернулся. Официанты так и вовсе испарились.
Леша поднес Юлину руку к губам и прижал к груди почти точно поверх шрама.
– Прошу тебя.
Я оглянулась на Антона, но тот с отсутствующим видом рассматривал завядший цветок на соседнем столе.
– Мой преданный мальчик. – Юля погладила Лешу по щеке, но сбить ее с толку было не так-то просто. – Не сегодня. Тёма, я жду.
Тёма покорно кивнул. Ему пришлось поменяться местами с Лешей, мне – с Кристиночкой. Буднично, словно ему приходилось это делать десятки раз, и ни на кого не поднимая глаз, Тёма расстегнул рубашку. На его груди белел такой же шрам в форме ладони, как у Леши.
– Возьми меня за руку. – Юля протянула мне свою маленькую ладонь. – Постарайся почувствовать, что я буду делать.
Я бросила последний отчаянный взгляд на Антона. Таковы правила этого мира? Каждый делает, что хочет, а мы смотрим и не вмешиваемся?
Сложив руки на груди и отвернувшись, насколько позволяло узкое пространство между скамейкой и столом, Антон с величайшим вниманием разглядывал цветок. Леша выглядел обеспокоенным. Кристиночка прилипла взглядом к обнаженному торсу Тёмы и облизывала сухие губы. Судя по виду, для полного счастья ей не хватало только попкорна. Сам Тёма смотрел прямо перед собой, глубоко дыша и, видимо, прекрасно зная, что его ждет.
Юля накрыла рукой старый шрам на его груди.
– Готова?
Я сглотнула и взяла ее протянутую руку, хотя внутри у меня все просто вопило.
– Слушай, – начала Юля, и голос ее снова сделался глубоким и грудным, как на уроке. – Тепло всесильно. Оно сохраняет жизнь. Им можно поделиться. Чувствуешь его во мне?
Я ничего не чувствовала, кроме того, какая нежная у нее кожа, но на всякий случай кивнула.
– Тепло рождается в глубине тела. Оно согревает тебя, как плед в прохладный день. Или чай с молоком. Уютно. Спокойно. Но иногда может стать слишком жарко…
– Как в бане, – тихо подсказал Леша.
– Как в бане. Знаешь, не дай бог там задеть титан или печку. Тогда тепло превратится в острую. Пожирающую. Боль.
С каждым ее словом лицо Тёмы менялось. Сжав зубы, он зажмурился и откинул голову, пытаясь сдержать стон. Костяшки на кулаках побелели. В ноздри мне проник тошнотворный запах паленой плоти, а ощущение в руке, что держала Юлю, стало такое, словно я хватаюсь за горящий факел. Но, в отличие от Тёмы, мне он боли не причинял.
– Юля, Юля! – вскинулся Леша, схватив ее за запястье. – Хватит. Пожалуйста.
Юля обмякла. Убрала ладонь от обожженной груди Тёмы и повернула ко мне лицо. Глаза ее сияли, сила и жар текли из тела ощутимо и явно, и я поклялась себе, что никогда не буду враждовать с этой женщиной.
– Смотрите! – Кристиночка, до сих пор завороженно наблюдавшая за представлением, показывала в сторону широкого окна, где топтались близнецы. Один дергал второго за футболку, пытаясь оторвать от стекла.
– Вот блин, – пробормотал Леша.
Антон пододвинул Тёме стакан с водой. Тот не реагировал. Краска ушла из его лица, из прокушенной губы выступила кровь. На груди у него горело алое пятно. И если я хоть что-нибудь понимала в медицине, это был термический ожог, а Тёме срочно нужно было в больницу.
– Леша, разберись, – распорядилась Юля.
Леша кинул встревоженный взгляд на Тёму, но ничего не сказал и вышел из-за стола.
– Ты тоже так можешь, – так, словно не она только что поджарила человека, совершенно по-светски заметила Юля. – Найти свою суть, подкрутить градус и перелить в другого. Потренируйся на досуге. – Она кивнула на Антона и улыбнулась мне, как старой подруге. – Теперь покажешь нам, что умеешь?
Я поняла, что все это время боялась даже вздохнуть. Юлина узкая кисть по-прежнему лежала в моей руке, и она снова ощущалась, как рука молодой женщины, а не чертов зажженный факел.
Я прокашлялась.
– Что я умею. Да. Гм.
Мысли разлетелись, как вспугнутые воробьи. Перед глазами стояло лицо Тёмы – гримаса страшной боли. Но было что-то еще. Смирение… Зачем он это терпит? И зачем мне то, что я собираюсь сделать?
Я положила на стол сцепленные руки и глубоко вдохнула.
– Я могу представить, что что-то произошло. Прямо в деталях, подробно. Увидеть это как бы внутри себя. Тогда оно проявится в реальности. А я заплачу за это маленькой частью своей души.
Кристиночка легла грудью на стол и вытянула шею, чтобы ничего не пропустить. Антон продолжал вести воображаемые беседы с цветком. Тёма сидел с закрытыми глазами и вообще ни на что не реагировал.
– И ты готова отдать часть души прямо сейчас, чтобы продемонстрировать свое умение? – бесстрастно поинтересовалась Юля, но я видела, как любопытно и жадно сверкнули ее глаза.
Я тоже думаю, что это очень глупо, ага.
– Мне надо туда, – торопясь исполнить задуманное, я показала на лавку рядом с Тёмой.
Антон подвинулся, и я неуклюже выбралась из-за стола. Тёма сидел далеко от края – рядом с ним легко мог бы поместиться еще один человек. Но я все равно спросила:
– Ты не против?
Он открыл затуманенные болью глаза и едва заметно кивнул. Я присела на край лавки, на ходу вспоминая урок по
