Опустившись на колени, базилевс облобызал подножие идола. То же самое сделали и остальные, включая крепких чернокожих воинов – зинджей.

Император и его свита вновь подошли к краю арены. Базилевс поднял руку – все затихли, только слышалось приглушенное всхлипывание какой-то несчастной девы.

– О Кром, прими же нашу жертву! – с надрывом произнес базилевс и громко хлопнул в ладоши.

Заскрипев, под ложей открылись ворота, и оттуда, рыча, медленно вышли хищники – огромные полосатые тигры. Остро запахло гнилым мясом и кровью. Шагавший первым зверь – красивый, с толстыми, почти белыми лапами и переливающейся шерстью – выглядел несколько отощавшим, как, впрочем, и остальные его собратья, видно, хищников специально недокармливали. Тигр вдруг посмотрел прямо в глаза Хельги, князь не отвел взгляда. Хищник забил хвостом, зарычал, густая шерсть на загривке его встала дыбом, зверь раскрыл пасть, припал к земле и прыгнул, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами…

Ждан закрыл глаза… Открыл, лишь когда услышал тихий смех князя.

Тигр не долетел до своей жертвы лишь несколько шагов. Упал на землю, пронзенный сразу десятком стрел, и тут же сдох.

Остальные звери даже не успели прыгнуть. Валялись теперь у ворот, похожие на утыканных иголками ежей. А вокруг арены, окружая базилевса и его свиту, выстраивались, звеня кольчугами, воины в остроконечных шлемах. Не десяток и не два – сотня! Один из воинов – в дорогом синем плаще – спрыгнул в яму и развязал Хельги и Ждана.

– Не ожидал увидеть вас в таком количестве, мой верный Вятша, – потирая затекшие руки, улыбнулся князь. – Думал, все обойдется десятком.

Вятша улыбнулся.

– Конхобар Ирландец сказал – пусть лучше будет перебор, чем не хватит.

– Узнаю предусмотрительного Ирландца… Конхобар! – Хельги помахал приятелю. – Как же ты умудрился провести всех?

Ирландец подошел ближе, усмехнулся.

– Тем же путем, что и ливанские кедры… – Он вдруг кивнул в сторону высокопоставленных пленников. – Однако, князь, похоже, мы еще не закончили все наши дела.

– Ну да…

Князь выбрался из ямы и уверенно зашагал к базилевсу и его разоруженной свите. В черных, пылающих безумной тьмою глазах императора поселился ужас.

– Зеркало! – Не оборачиваясь, Хельги протянул руку. Уже стоявший наготове Никифор вытащил из сумы серебряное зеркало в золотой оправе, недавно купленное в мастерской аргиропрата Козьмы и освященное в храме Святой Софии. – Твое время кончилось навсегда, друид Форгайл! – поглядев в глаза императора, тихо произнес князь и выставил перед собой зеркало.

– Изыди, нечистый дух! – так же тихо добавил Никифор и принялся читать молитвы.

Подошел Ирландец, усмехнулся.

– От имени филидов всех королевств Ирландии проклинаю тебя, бывший друид Форгайл Коэл, сын Конда Лонгаса, из рода Дубтаха Амаргина! Пусть солнце никогда больше не светит тебе, Форгайл, за все тобой сотворенное зло, пусть никогда не увидишь ты синевы неба, пусть никогда не засверкают над тобой ясный месяц и звезды, пусть единственная песнь, которую ты услышишь напоследок, будет эта песнь, песнь поношения – глам дицин, она и будет твоей погребальной песней, несчастный, потерявший силу друид.

Так говорил Ирландец, и – кажется – ему вторил далекий женский голос. Голос Магн.

Базилевс съежился, словно бы стал меньше, из приоткрытого в злобной гримасе рта его вдруг пошел черный дым, глаза закатились…

Сбив с ног Ирландца, рассерженной кошкой метнулась к императору Гездемона, обхватила, поцеловав в губы, и вдруг, резко отпрянув, спрыгнула в яму, схватила попавшуюся под руку девушку, приставила к ее горлу кинжал. Так быстро все это произошло – считанные мгновения, – что никто даже и сообразить ничего не успел. Да, друид, даже лишенный былой силы, продолжал оставаться опасным соперником – пущенные стрелы, все, как одна, пролетели мимо ведьмы, а сами воины застыли неподвижными статуями. Колдунья захохотала, показав острые зубы.

– Мы теперь будем вдвоем, друид, – яростным шепотом произнесла она. – Я и ты! И наше могущество будет страшным! Пусть твои боги примут жертву.

Ведьма крепко прижала к себе девушку и замахнулась, целя кинжалом в сердце несчастной…

– Стой, Гездемона! – громко вскрикнул Никифор. – Стой, дочь Клавдии, вдовы сенатора Дреза!

Ведьма, не выпуская из рук кинжал, со страхом взглянула на монаха.

– Кто ты? – и тут же словно бы обратилась к себе: – Замолчи, друид, дай мне разобраться с этим делом. Я сказала – дай!

– Ты спрашиваешь, кто я? – Усмехнувшись, Никифор спустился в яму. – Взгляни-ка внимательнее. – Он поднял перед собой зеркало.

Хельги переглянулся с Ирландцем. О, боги! Как они были похожи, монах и ведьма, – оба черноволосые, смуглые, с одинаковыми карими, вытянутыми к вискам глазами. Если б Никифора еще и побрить – не скажешь, кто из них кто. Словно брат и сестра… Ну да!

– Я – сын сенатора Константина Дреза и его жены Клавдии, – тихо произнес Никифор. – Ты – сводная сестра моя, Гездемона.

– Д-допустим, – с волнением отозвалась ведьма. – И что с того?

– Я хочу узнать о нашей матери… Как она умерла?

В глазах колдуньи вдруг показались слезы. Передав зеркало князю, Никифор вытащил из-за пазухи маленький серебряный крестик.

– Вот… Ты забыла его у аргиропрата Козьмы Левантийца… Надень! – Монах требовательно посмотрел на сводную сестру. – И пусть друид навсегда покинет тебя!

Хельги поднял зеркало…

Ничего не произошло. Только Гездемона вдруг упала на землю и забилась в истерике. Никифор наклонился к ней, утешая.

– Зеркало! – вдруг с ужасом крикнул Ждан. – Смотрите!

Все с удивлением посмотрели – нарядное серебряное зеркало вдруг оплавилось и потемнело.

– Душа Зла – здесь! – Хельги убрал зеркало в кожаную суму и улыбнулся. – Наконец-то!

– Князь, хакан ромеев пришел в себя и желает говорить с тобой! – подойдя, негромко поведал Вятща.

Князь усмехнулся.

– Хочет – поговорим. За тем и пришли к Царьграду.

Воспользовавшись некоторой заминкой, Лейв Копытная Лужа потихоньку отошел в сторону, нырнул за скамью, пополз… Вот уже и край цирка, вот стены, вот и выход… Свобода! Что ж, вот вам! Лейв опять перехитрил всех, так-то! Торжествуя, варяг поднялся на ноги, пошел все быстрее и быстрее, наконец побежал… Длинная черная стрела, пущенная из боевого лука, догнала его на бегу и, пронзив шею, вышла из горла. Споткнувшись, Лейв покатился по земле, захрипел, выгнулся, да так и застыл, осклабясь.

Подойдя к трупу, Ждан пнул его ногой и, удовлетворенно кивнув, надел на плечо лук.

Базилевс выглядел осунувшимся и побледневшим, но отнюдь не жалким. Словно бы оправился от какой-то страшной болезни.

– Ты – автократор русов? – Увидев Хельги, он пристально взглянул ему в глаза.

– Да, –