«Неужели это самое большое усилие, на которое она способна, чтобы удержать тебя?! Разве не лучше было бы, если бы она, чтобы завладеть тобой, вонзилась в тебя ногтями? Черпай гнев из собственной боли».

— Каждый из нас пойдёт свои путём, но я хотел сказать тебе своё мнение, прежде чем уйду. Не отрицаю, что я сам преследовал тебя, возможно, потому что иногда душа моя страстно желает грязи. Ты оставила людей, которым была счастлива прислуживать, чтобы я поднял тебя до такого стиля жизни, и потому я не удивляюсь, что не получил от тебя такой же любви и высокой оценки своих заслуг, что получал у них, так как грязь ценит лишь тех, кто подобен ей самой. Пришло время мне вновь начать уважать себя и вернуться к моему изначальному кругу общения…

На её лице отразилась обида. Обида того, кто сдерживает свой страх в пылающей груди, не выпуская его наружу. Дрожащим голосом она пробормотала:

— До свидания. Уходи и оставь меня в покое…

Он раздражённо ответил, борясь со своей болью:

— Я низко опустился и унизился…

Тут она потеряла контроль над собой и закричала на него:

— Хватит! Довольно! Помилуй эту мерзостную тварь, но остерегайся её! Вспомни, как ты сам целовал её руку со смирением в глазах. Низко опустился и унизился, да?… Ха… Правда в том, что ты постарел. А я приняла тебя, несмотря на твой возраст, и вот какое вознаграждение получаю…

Он взмахнул своей тростью и гневно заорал:

— Заткнись, сукина дочь. Заткнись, низкая тварь! Сворачивай свои пожитки и покинь этот дом!..

Она тоже закричала на него в свою очередь, судорожно подняв голову:

— Слушай, что я тебе скажу. Ещё одно твоё слово, и весь этот дом, весь Нил и всю улицу заполнят такие крики, что сюда придёт всё полицейское управление, ты слышал?… Я не какой-то лакомый кусочек, я Зануба. И пусть Господь вознаградит меня за все страдания. Убирайся-ка ты сам отсюда. Этот плавучий дом — мой, и снят он на моё имя. Уходи подобру-поздорову, пока тебя отсюда не выставили…

Он оставался в нерешительности, глядя на неё с презрением и насмешкой, однако решил избежать скандала, затем сплюнул на пол и вышел из дома длинными тяжёлыми шагами…

30

Оттуда он сразу же пошёл к друзьям, и застал Мухаммада Иффата, Али Абдуррахима, Ибрахима Аль-Фара и остальных. По привычке он пил до тех пор, пока не опьянел, нарушив тем самым обычай. Он много смеялся и смешил других, затем вернулся домой под самое утром, и крепко заснул. Вместе с утром он встретил новый спокойный день, в начале которого ни одна мысль не занимала его. Всякий раз, как его воображение возвращало его в один из образов его недавнего или далёкого прошлого, он решительно отгонял его, за исключением одной сцены, которую он с удовольствием вспоминал: последней сцены, отложившейся в памяти — победы над женщиной и над самим собой. Он принялся убеждать себя, говоря: «Всё кончено, и слава Богу. Теперь я буду предельно осторожен на всю оставшуюся жизнь».

День казался спокойным в самом начале, и он смог поразмышлять о своём очевидном триумфе. Однако после этого день стал каким-то вялым, даже угасшим. Он не мог найти тому объяснения, кроме того, что это была реакция на его нервное истощение за последние два дня, даже скорее за все последние месяцы в чуть меньшей степени. Правда же заключалась в том, что близкие отношения с Занубой выглядели на тот момент в его глазах трагедией с начала до конца. Ему было нелегко примириться со своим первым поражением, настигшим его в долгой череде любовных романов, ибо оно оставляло тяжкий след на его сердце и воображении. Он приходил в ярость, когда разум нашёптывал ему, что молодость прошла, так как он гордился своими силами, импозантной внешностью и кипучей энергией, и упорно цеплялся за объяснение, которое откровенно высказал вчера той женщине: что она не любит его, ибо грязь ценит лишь тех, кто подобен ей самой!..

За весь день он просто истосковался по своим друзьям, и когда пришло время, терпение его иссякло, и он поспешил домой к Мухаммаду Иффату в Гамалийю, чтобы увидеть его прежде, чем туда стекутся остальные друзья. Он сразу же сказал ему:

— Я покончил с ней…

Мухаммад Иффат спросил:

— С Занубой?!

Он кивнул в знак согласия, и друг улыбнулся:

— Так быстро?

Ахмад саркастически засмеялся и сказал:

— Поверишь ли, если скажу тебе, что она требовала от меня жениться на ней, пока мне не надоело всё это?!

Тот насмешливо улыбнулся:

— Даже сама Зубайда не думала об этом! Удивительно! Но её можно простить — ты баловал её больше, чем она могла мечтать, и ей захотелось большего…

Ахмад пренебрежительным тоном пробормотал:

— Она сумасшедшая…

Мухаммад Иффат снова рассмеялся и сказал:

— Возможно, она была истерзана любовью к тебе?!

«Какой удар! Смейся сколько можешь, чтобы заглушить боль…»

— Я сказал ей, что она сумасшедшая, и с меня довольно…

— И что же ты сделал?

— Откровенно заявил ей, что ухожу окончательно, и ушёл…

— И как она восприняла это?

— Один раз с ругательствами, а другой раз с угрозами. В третий — послала меня ко всем чертям. Затем я оставил, её словно безумную. Это была ошибка с самого начала.

Качая головой в знак согласия, Мухаммад Иффат сказал:

— Да, мы все с ней спали. Но никто из нас не задумывался даже просто о том, чтобы остаться с ней надолго…

«Ты окружаешь и потом набрасываешься, словно лев на арене, а затем терпишь поражение перед мышью. Скрывай свой позор даже от самых близких тебе