Бывало, когда я их измерял, я ненавидел этих девчонок за то, что они такие дуры, и хотел сделать им что-нибудь… чтобы заставить подумать, хоть немного… дать им понять, что я не только не уступаю им, но я даже лучше, умнее77.

Де Сальво прошел психиатрическое освидетельствование в клинике Бриджуотер, и его порекомендовали поместить в лечебницу, а не в тюрьму. Это могло сработать, в частности, потому, что де Сальво сознавал свои отклонения и искренне стремился избавиться от них.

Находясь в тюрьме, де Сальво рассказал психиатру о своей рабской любви к Ирмгард: «Я дождаться не могу, когда окажусь опять с ней и буду оказывать ей те почести, которых она заслуживает, хоть бы мне пришлось мыть ей ноги». Но когда он вернулся домой, Ирмгард его отвергла. Сказала, что он «грязный и больной», и обозвала животным.

Спустя два месяца после освобождения из тюрьмы, 14 июня 1962 года, Альберт де Сальво вышел из дому, сказав жене, что собирается на рыбалку. Вместо этого он бесцельно катался по малоэтажному жилому микрорайону, где многие дома стояли в лесах. Потом случайно выбрал квартиру и постучал: некая Анна Слизерс, пятидесяти пяти лет, латвийского происхождения, открыла ему дверь. Она выглядела младше своего возраста; у нее были темные волосы, подстриженные до плеч. В Латвии она училась на агронома, но в Америке работала портнихой. Де Сальво сказал Слизерс, что он ремонтник, и в ее квартире нужно провести кое-какие работы. Она впустила его.

Позднее Слизерс нашли лежащей на спине на коврике возле ванной. На ней был голубой халат с распахнутыми полами, обнажавшими тело. Ноги разведены широко в стороны, левая согнута в колене. Женщину ударили по голове; под ней растеклась небольшая лужа крови. Ее задушили поясом халата, который так и остался на шее, завязанный бантом. Имелись признаки изнасилования, но следов спермы ни во влагалище, ни на месте преступления так и не нашли.

Из дома пропала мусорная корзина; ее содержимое было рассыпано по полу. Ящики комода стояли выдвинутые, часть их содержимого лежала на полу. Полиция предположила, что убийца проник в квартиру с целью грабежа, но жертва оказалась внутри, поэтому он ударил ее по голове, изнасиловал и убил.

Де Сальво сказал, что после того, как убил Слизерс, он пошел в ванную, чтобы умыться. Он помнил, что был в перчатках. Он обыскал квартиру и забрал 20 долларов, найденные в ящике стола. Позже он утверждал, что это был единственный раз, когда он взял у жертвы что-то кроме ее жизни.

Он снял запачканный кровью пиджак и рубашку и, высыпав на пол содержимое мусорной корзины, сложил свою одежду туда. Выключил магнитофон, набросил плащ, висевший в прихожей, и вышел из дома, забрав мусорную корзину с собой.

Он прошел мимо патрульной полицейской машины, сел в свой автомобиль и уехал. Остановил на улице какого-то мужчину и сказал, что у его любовницы внезапно вернулся домой муж, так что пришлось бежать, не надев рубашки: может, тот мог бы сходить с ним в магазин и купить рубашку – ведь если прийти туда одному, могут возникнуть проблемы. Мужчина согласился.

Далее де Сальво доехал до океана, разорвал окровавленную одежду на полосы и бросил в воду. А потом вернулся домой и сел ужинать с женой и детьми.

Вот как он описывал свое спокойное, похожее на транс состояние после убийства:

Всегда было одинаково, одно и то же ощущение. Вот ты там. Вот это происходит. Но когда я выхожу, как будто ничего и не было. Я выхожу, спускаюсь по ступеням, но вижу себя как будто со стороны, словно это не я. Я не могу объяснить это по-другому. Это было нереально… Я был там. Дело было сделано. Но час спустя, или полчаса спустя, ты говорила со мной, и это ничего не значило. Просто ничего не значило78.

Первое убийство де Сальво было совершено мастерски. Он надел перчатки и не оставил отпечатков пальцев. Припарковал машину на удалении от того места, где совершил убийство. Быстро избавился от окровавленной одежды и привлек незнакомца, который мог бы подтвердить его алиби, если бы де Сальво поймали. Обучение на военного полицейского давало о себе знать.

Две недели спустя, 28 июня 1962 года де Сальво постучался в двери восьмидесятипятилетней Мэри Маллен. Он сказал, что его послали кое-что отремонтировать в ее квартире. Естественно, она впустила его. Следует заметить, что все жертвы Бостонского душителя жили в дешевых малоэтажных жилых домах, которые постоянно нуждались в ремонте того или иного рода. Когда де Сальво говорил, что будет что-то ремонтировать или красить, это не вызывало у жильцов никаких подозрений.

Стоило Мэри Маллен повернуться к де Сальво спиной, как он схватил ее сзади за горло. Судя по всему, она умерла мгновенно – видимо, от сердечного приступа. Де Сальво положил ее на диван и ушел. Когда нашли ее тело, власти объяснили смерть естественными причинами. Только после признания де Сальво полиция поняла, что Мэри Маллен стала жертвой Бостонского душителя.

В субботу 30 июня де Сальво сказал жене, что рано утром ему нужно на работу. Сначала он бесцельно катался по улицам, а потом приехал к многоквартирному дому на Ньюхолл-стрит в Линне, где уже бывал в качестве «Замерщика». Снова постучал в случайную дверь – теперь на втором этаже. Хелен Блейк, шестидесяти двух лет, открыла ему как была, в пижаме. Пользуясь своим обычным приемом, де Сальво сказал, что пришел проверить окна на предмет щелей. Прежде чем войти, он подобрал бутылки с молоком, стоявшие у двери, и передал их Блейк. Он держал их осторожно, чтобы не оставить отпечатков.

В спальне, осматривая окна, де Сальво схватил Блейк сзади и начал душить. Она сразу потеряла сознание. Держа жертву одной рукой, второй он осторожно снял с нее очки и отложил в сторону. Потом опустил ее на кровать, снял пижаму и изнасиловал посторонним предметом. Накрутил на шею нейлоновый чулок и бюстгальтер, задушил и завязал бант. Этот бант стал своеобразной «подписью» Бостонского душителя. Когда впоследствии де Сальво спрашивали, зачем это ему понадобилось, тот отвечал лишь: «Я не знаю». Выдвигались предположения, что бант как-то связан с бантиками, которыми он украшал распорки у дочери, но связь эта кажется туманной.

Четвертую жертву де Сальво убил в тот же день. Он поехал в Бостон, случайно выбрал подъезд и начал жать на звонки, возле которых были таблички с женскими именами. Нина Николс, шестидесяти двух лет, разговаривала