Другая же статья в "МК" и вовсе практически дословно повторяла пропагандистские заготовки террористов: "Трагедия в Москве — это закономерный результат чеченской политики Кремля… За три года ничего не сделано для налаживания политического диалога внутри Чечни… Позиция "никаких переговоров с бандитами" похвальна. Но мировая практика показывает: врагов не выбирают. Договариваться надо с теми, кто есть. Как бы это ни было неприятно"[275].

Остальные газеты не отставали; после прочтения двух-трех хотелось кричать: "Долой войну в Чечне!" — или тихо удавиться. Что говорить, если даже правительственная "Российская газета" впоследствии получила замечание Минпечати — на первой полосе была помещена огромная фотография докторов Рошаля и Эль-Саида, выносящих из захваченного здания тело убитой женщины.

Своеобразный рекорд установила газета "Коммерсантъ", на первой полосе которой красовалось: "БОЕВИКИ ТРЕБУЮТ РЕШИТЬ ВОПРОС МИРНЫМ ПУТЕМ". Воспринимался этот заголовок однозначно: театральный центр на Дубровке захватили не террористы, а вполне вменяемые боевики; эти самые боевики хотят все решить миром, а вот российские власти…

Но и этот рекорд был побит. "Новые известия" в передовице высказали предположение, что отряд Бараева добирался до столицы с помощью "какой-нибудь" из российских спецслужб, призвали к немедленным переговорам с лидером террористов Масхадовым и под конец донесли до читателей мысль о принципиальном различии взрывов жилых домов в Москве и Волгодонске в 1999 году и нынешним терактом на Дубровке: "Там (в 1999 году) последствия и цели были черными — война. А теперь — мир. Выбор за президентом"[276]. На такую откровенную протеррористическую пропаганду и столь явное оправдание чудовищного преступления не решилось больше ни одно издание.

Террористы, естественно, воспользовались реакцией прессы в полной мере; еще ночью они потребовали устроить митинги против войны в Чечне у оперативного штаба и на Красной площади — и вольно или невольно газеты подготовили почву для этих митингов.

Утром террористы форсировали ситуацию. Заложникам раздали отобранные было мобильники и сказали просить родных провести "антивоенный митинг". Подвергавшиеся в течение полутора суток усиленному психологическому прессингу люди, естественно, считали, что прекращение войны в Чечне было бы наилучшим выходом из создавшейся ситуации. "Конечно, основная масса была за "вывод войск", — вспоминала Татьяна Попова. — Это не пособничество террористам — это была попытка спасения своих жизней, жизней мальчишек, гибнущих на чеченском фронте, и жизней, не дай бог, новых заложников и жертв террора… В остальном же оказалось, что сравнительно небольшое количество людей с оружием в руках легко может напугать и подчинить себе большую массу народа. Умолять власти, чтобы не затевали штурм, — пожалуйста! Звонить родственникам, чтобы шли на Красную площадь и протестовали против войны в Чечне, — мы сделаем это! Постепенно теряя волю, люди были на все согласны, умом понимая, что все эти мольбы и звонки ни к чему не приведут"[277].

Заложник Анатолий Глазычев позвонил своей знакомой. "У нас все нормально, — сказал он, — но необходимо, чтобы все вы вышли на Красную площадь с акцией протеста против войны в Чечне. Эти люди, которые нас держат, обещают отпустить много наших ребят, если вы поможете". Анатолий сам сомневался в своих словах; по-видимому, ему вовсе не казалось, что террористы на самом деле отпустят хоть кого-то, и поэтому, помолчав, он добавил: "Если хотите, чтобы нас не перебили, идите туда"[278].

Дочь режиссера Марка Розовского Саша позвонила своей маме. "Она позвонила, говорила спокойно, — рассказывала механическим голосом журналистам убитая горем женщина. — Сказала: "Не волнуйся, мамочка, нас сегодня отпустят. Они обещали, если вы проведете на Красной площади митинг""[279].

Первый митинг у здания ДК оказался неожиданным для властей — равно как и для журналистов. "Предрассветное спокойствие, царившее вокруг "зоны отчуждения", опоясывающей злополучный ДК, исчезло, будто его и не было никогда, — описывал произошедшее один из журналистов. — Из переулка на 1-ю Дубровскую улицу выплеснуло толпу демонстрантов — около сотни человек, скандировавших "Долой войну!" и поднимавших над головами плакаты с призывами такого же содержания. Всполошенные стражи порядка мигом стали удваивать и утраивать ряды оцепления. Однако, как выяснилось, "протестанты" и не собираются штурмовать милицейские кордоны. Родственники и друзья заложников, организовавшие демонстрацию, хотели только привлечь внимание к этой акции"[280]. Журналиста особенно поразил самодельный плакат с надписью: "Поступок чеченцев детерминирован, то есть логически оправдан".

Убитые горем родные и близкие заложников реагировали на требование террористов однозначно: если есть хоть какая-то возможность спасти людей, нужно выполнять все предъявляемые требования. Это была простая житейская позиция; но власти не имели права ею руководствоваться.

С одной стороны, российское общество было явно расколото. Большинство людей попросту не понимало причин, по которым страна вынуждена вести долгие боевые действия в Чечне. Уже было понятно, что власти в этом отношении допустили ошибку, однако немедленно исправить ее не представлялось возможным. Учитывая нагнетаемую газетами и телевидением панику, можно было серьезно опасаться нарастания в обществе капитулянтских настроений. Это было очень опасно, и срежиссированные террористами антивоенные митинги могли стать тем самым снежным комом, за которым следует лавина.

С другой стороны, паника и гнев людей во время массовых митингов могли вылиться в агрессию, и тогда могли произойти события не менее опасные, чем капитуляция перед террористами: погромы кавказцев.

Обе возможности исхода требуемых террористами митингов были хуже некуда; с другой стороны, запретить их также было совершенно невозможно: нельзя остановить людей, так волнующихся за своих близких, нельзя их лишать надежды. Да и как это сделать: силой разгонять рыдающих родственников заложников? Совершенно невозможно.

В результате было принято компромиссное решение; вообще-то, любой компромисс очень ненадежен, поскольку никого не удовлетворяет, однако в сложившейся ситуации это было, по-видимому, единственным правильным решением.

Заместитель министра внутренних дел Владимир Васильев, один из членов оперативного штаба, заявил перед журналистами, что несанкционированные акции населения будут пресекаться. "Можете расценивать это заявление как официальное предупреждение тем горячим головам, которые хотят взбудоражить общество, — сказал генерал-полковник. — В случае проявления подобных действий мы будем действовать жестко, в рамках закона"[281]. Жителям столицы посоветовали воздержаться от участия в массовых мероприятиях, не санкционированных властями, а Красную площадь закрыли для посетителей.

Митингу родственников и друзей заложников, конечно же, препятствовать не стали и даже предоставили автобусы, чтобы те смогли добраться до Васильевского спуска[282].

"Мы ехали и всю дорогу тряслись: вдруг опоздаем?! — рассказывали преподаватели лицея, ученики которых попали в руки террористов. — Ведь бандиты поставили условие: собраться до 12 часов. И еще мы очень боимся, что они решат, будто народу на