Шрифт:
Закладка:
Мои чаяния и желания далеки от стремлений фаэ. Я желаю мира смертным людям и делаю эту действительность лучше для каждого из них.
Но если раньше я воспринимал прогресс как что-то, что принадлежит только мне, что только я могу сделать, то теперь я делю это с друзьями. И как же странно мне выводить это слово, дрожит перо, чернила оставляют кляксу… Друзья. У такого, как я, друзей быть не может.
Как и… нет, даже бумаге я не могу доверить это слово.
Впрочем, кажется, я и так все испортил, остудил всю теплоту, возникшую между мной и Амелией. Теперь она словно избегает меня, не смотрит и выбирает участок работы подальше от меня.
Я не хочу думать о том, как сильно это ранит мое сердце, ведь тогда я должен буду признать, что…
Глава 10. Помутнение лорда Дарроу
Лорд Дарроу был в бешенстве. Проклятый Габриэль Мирт ухитрялся обойти его на каждом шагу!
Идея с карикатурой казалась ему потрясающей – тонко, неизбито и бьет прямо в цель! Если бы. Кажется, у этого изобретателя нервы как канаты его летательного аппарата – такие же крепкие. Он вел себя так, будто провокация никоим образом к нему не относилась – и, соответственно, не задела. Более того, если кто-то пытался завести с ним разговор об этом рисунке, мистер Мирт вежливо поддерживал беседу, отмечал ироничность подачи и мастерство художника, а затем неизменно приглашал собеседника посетить торжественный запуск дирижабля в небо. И заодно убедиться, что неизвестный художник ошибся в устройстве гондолы и, конечно, управляют аппаратом совсем не так.
Вместо того чтобы стать посмешищем для публики, он стал ее любимцем!
Поразительная ловкость!
Лорд Дарроу оценил и следующий тактически умный ход репортера Уотерса – наверняка он писал эту заметку не по своей инициативе, а с легкой руки дражайшего мистера Фэйгриса. Если нельзя бросить тень на репутацию самого изобретателя, можно же очернить в глазах публики его команду!
Но и тут, кажется, вышла осечка.
У Джона Ортанса только прибавилось клиентов. По информации, полученной лордом Дарроу от доверенных лиц, теперь в его мастерскую обращались даже по таким простым вопросам, как завод часов или ремонт рессоры, потерявшей упругость. Словом, с такими поломками, с которыми может справиться любой подмастерье. Но нет – владельцы поломанных предметов желали, чтобы к исцелению их техники приложил руку сам Джон Ортанс. А возле окон его мастерской стали замечать праздно прогуливающихся барышень, которым ремонтировать было нечего, зато у них в избытке имелись томные взгляды.
Темное прошлое и сокрытые в нем тайны повысили популярность Джона Ортанса в считаные часы!
Еще одна попытка провалилась…
Предпринимать что-либо против девицы Эконит лорд Дарроу даже не собирался. Через это он прошел еще во время эпопеи с паровозом и сомневался, что с тех пор что-либо изменилось, кроме того, что публика внезапно вспомнила, каким талантливым и несправедливо погубленным человеком был мистер Эконит.
Хорошо хоть «Клуб изобретателей имени П. Графа» вовремя осознал, куда дует ветер, и скорбел по судьбе Эконита больше, чем весь Лунденбурх в целом, пока шумиха вокруг его имени снова не улеглась.
Однако же это была лирика, а лорд Дарроу терялся в догадках, что еще он может сделать, чтобы поставить заносчивого Мирта на место.
И так как в одиночестве он уже предпринял все, что только мог, он решил обратиться за помощью к самым верным своим соратникам – другим членам «Клуба изобретателей», также униженным мистером Миртом в день запуска паровой машины.
Лорд Дарроу был уверен – уж их-то гнев и обиду он сумеет направить в нужное русло!
* * *
В особняке П. Графа было, как всегда, шумно – джентльмены играли в вист и бильярд, пили виски и обсуждали последние новости науки.
Появление лорда Дарроу застало их врасплох – никто не ожидал, что председатель явится сегодня собственной персоной. Последнее время лорд Дарроу проводил время у себя в особняке или в прогулках по парку и редко заглядывал в прокуренное и душное помещение Клуба.
И, конечно, многие догадывались, с чем связано его уединение.
Лорд Дарроу тяжелее всех переживал провал последней выставки достижений их джентльменского Клуба и восстановление репутации мистера Эконита, а потому с пониманием относились к его гневу в сторону источника всех страданий.
Над карикатурой на мистера Мирта здесь вдоволь насмеялись – он многим отдавил больную мозоль, едва не переехав паровозом (в прямом смысле! Будь девица Эконит немного безумнее… А ведь у нее было право! – шептались джентльмены в кулуарах). Хоть они и легли на рельсы, полные желания спасти науку от позора, они до сих пор вспоминали тот момент, когда им показалось, что паровая машина готова поехать на них, с трепетом. Многим широкая решетка паровоза перед лицом снилась в кошмарах в грозовые ночи.
Мистер Габриэль Мирт – позор Клуба! Еще больший, чем Эконит!
И требовалось во что бы то ни стало воспрепятствовать воплощению его нового замысла!
Да, такими мыслями шепотом делились друг с другом члены Клуба под дым от трубок и перезвон бокалов. Мистер Томпсон говорил об этом виконту Оливеру за партией в лантерлу, а барон Фишлиттл с удовольствием обсуждал с мистером Скарсборо, старым эйрешем, человеком крайне консервативных взглядов, осуждающим буквально все происходящее в современном обществе.
– Должен сказать вам, мистер Фишлиттл, что девица Эконит продолжает вести себя вопиюще неподобающе, – как раз этим утром поделился он. – Вы слышали, что мой хороший друг, мистер Ричардс, решил просить ее руки?
– Ну а что, – ответил Фишлиттл, набивая трубку, – барышня она хоть и дурная характером, но красавица! И живут они не на такую широкую ногу, как раньше. Не думаю, что миссис Эконит откажется от такой выгодной партии.
– Миссис Эконит, эта достойная женщина, все и устроила, – поделился мистер Скарсборо. – Да только девица вздумала упрямиться. Вы представляете? До нее снизошел такой человек, влиятельный и с хозяйством! А она… Тьфу, кто на нее еще позарится-то с такой репутацией?
– А как бы и не Мирт, – вмешался в их разговор виконт Оливер.
Барон Фишлиттл вознамерился было отчитать его за дерзость, но мистер Скарсборо живо заинтересовался:
– Вы серьезно? Он же избегает женщин!
– Я вообще был уверен, что он… – барон Фишлиттл осекся, чтобы не произнести слово, на которое в приличном обществе наложено табу.
– Они проводят вместе