Шрифт:
Закладка:
- О чем она? – спросил один голос на улице.
- О тазиках! – ответил второй.
Оцепенение спало, я смогла шевелить руками, потом ногами.
- Что значит толстая?! - заорала я, хватая овинника. Руки засветились голубоватым светом. – Это у тебя печка маленькая! Печку на каких-то моделей делали!
Банники, услышав возню, тут же с криками умчались, а я схватила кота за шкирку. Он прошелся когтями по моей руке и чуть не просвистел по лицу. Я вовремя отпрянула.
Дальше я плохо помню. Только крики: «Настенька, Настя!» и собственный крик: «Дайте мне сюда кота! Сейчас я ему покажу, у кого-тут … кость широкая!»
- Дай мне его сюда! – визжала я, пытаясь дотянуться до пушистого кота, но меня упорно оттаскивали от орущей благим матом шапки.
- Спасите! Помогите! – истерично орал «говинник», отбиваясь всеми четырьмя лапами. – И вообще уберите от меня эту сумасшедшую ведьму!
Я дернулась вперед, но меня удержали за плечи.
– Я ему сейчас покажу, у кого жопа толстая! Я тебе сейчас покажу, по ком диетолог плачет! Под кем весы кряхтят! Я тебе покажу, кто тут в печку не пролезает! У тебя просто лапы слабые! - закашлялась я. Голубое сияние на кончиках пальцев выдало разряд, словно статическое электричество на свитер, и тут же погасло.
- Тише, Настя! - кричали мне в ухо. – Успокойся!
«Говинник» нервно, совсем по - кошачьи вскочил на балку, лизнул лапу и пригладил взъерошенную моську.
- Держите ее подальше от приличной нечистой силы! – крикнул он с балки, немного осмелев. – Тьфу!
- Где ребенок? – спросила я, сплевывая черную шерсть. Клочья шерсти, словно перекати поле катались на сквознячке по амбару.
- Не трогал я никакого ребенка! – произнес овинник, снова пытаясь зализать раны. – Ужас - то какой! Я думал, что петуха ждать придется!
- Ну она же с криком петушиным не исчезнет! – спорили банники.
- Зато исчезну я! – рявкнул овинник, опасливо косясь в мою сторону.
Я тряхнула головой, видя, как меня держат Хобяка и две странных личности. Толстый, пузатый, бородатый со светящимися глазами дядька и длинная, обмотанная в простыню дамочка с содранной кожей. В пустых глазницах у нее тоже горел свет.
- Мы за помощью бросились! – оправдывались банники. – Сначала думали, что тебе помощь нужна. Надумали к водяному. А потом увидали, что твориться, и решили спасать овинника! Как бы мы с ним уже давным- давно знакомы…
- Я не забуду вашей доброты! – чихнул овинник с балки. Тоже мне, рассадник женских комплексов!
Сначала какой-нибудь банник скажет, что у тебя попа целлюлитная, потом какой-то овинник в печку не смог затащить! Вот так у ведьм и рождаются комплексы! А потом говорят, что ведьмы злые!
- Где искать ребенка? – спросила я. А надежда таяла с каждой секундой. И водяной куда-то запропастился.
- Там у него совсем все плохо! – вздохнули банники. – Там - то корова пытается копыта отбросить. То дед сыграть в ящик! Вот и мечется бедный, не зная, кого выбрать! То одну откачает, а второй помирать… То наоборот!
В окнах избушки горел свет. Я направилась в дом, слыша, как за спиной идут тихие разговоры.
- Че? И ты тоже с нами? – удивился голос банника. – Ты ж никогда свой овин не покидал?
- Я просто в глаза хочу посмотреть тому, кто ребенка похитил! За кого я отстрадал! – послышался кряхтящий голос.
- А чем мы за ней идем? – слышались приглушенные голоса. Я обернулась, никого за спиной не было.
- Нет, а что? Мы зря мучились? У меня вон целый клок… - слышался бас Хобяки.
Быть может, я что-то упустила. Может, улики какие остались? Ну должно же быть хоть что-то, что наведет на след похитителя!
Как вдруг у самого порога столкнулась с домовым и упырем! Здрасте, голубчики!
- Так! – уперла я руки в боки. – У нас Миленку похитили!
- Знаем мы! – проворчал упырь. – Домовой сам тебе бревно положил. Думал, ты не заметишь. А мы пока с ним дите вызволим!
- Значит, вы все знали! – рассвирепела я.
- Никогда не думал, что скажу это! Не думал, что так приятно будет смотреть, как бьют кого-то другого! - послышался вздох Хобяки.
- Да! – поддержали остальные.
– И где моя дочь?! А?! – спросила я, понимая, для чего на овиннике тренировалась.
- Где –где у отца! У Алексашки! – проворчал домовой. – Он пока тебя не было в избу приходил… А я что? А ничего! Кто я супротив него и его бесов!
– Так, Алексашка, значит! – прошептала я, вспоминая золотые кудри.
- Ой! – переглянулась нечисть позади меня. – Что-то нам пора!
- Куда пора? – прищурилась я, расчехляя подозрительность.
- Я тазик на каменке забыла! Парит, небось! А там дети! – заметила банница, суетясь и куда-то спеша. Не помню, чтобы у них там что-то парило! – Тем более, что мы же не на одну баню? У нас еще в деревеньке баньки есть, да? Верно? О! Слыхал? Там в деревне еще люди не пуганые, кожи не содранные, дети не ворованы… Короче, нам пора! Вы идите, а мы вас догоним!
- Угу! – кивнул банник.
Банники посмотрели на меня так, как смотрят гости, которым очень приспичило уйти, но врожденная интеллигентность не позволяет сказать об этом напрямую.
- А как же «мы пойдем и в глаза посмотрим…», - подозрительно начала я, понимая, что нечисть не станет просто так колотить панику. Нехороший это знак.
- Ой, да что мы там не видели! Голубые они! – заметил банник. – Для нас все люди на одно лицо! Только по бороде определяем мужик или баба! Если борода одна и сверху, то мужик, а если…
- Тише ты! – прошипела банница, ударяя его локтем. – Не при детях!
- Так нет здесь никаких детей! – обиделся банник, потирая место удара.
- А у тебя что там уже? Дети кончились? – спросила банница, отгибая полотенце, которое банник схватил двумя руками и прижал обратно.
Я сделала глубокий вдох.
- Ты пойдешь? – спросила я, глядя на Хобяку. Тот выглядел очень внушительно. С ним и на зайца, и на волка, и на медведя, и на бывшего можно ходить можно. Но на медведя можно, но осторожно.
- Ой! – нахмурился Хобяка, поглядывая на мельницу. Он возвышался над остальными, словно горный тролль над детсадовской группой. – Я что? Мельницу бросил? Так у меня ж договор! Я должен крутить ее денно и нощно!
- Так у тебя сегодня выходной! – спорила я, понимая, что иметь в союзниках Хобяку намного лучше, чем иметь в союзниках … Так, а где овинник? Только что был здесь!
