Шрифт:
Закладка:
Изменения за прошлый год произведены громадные. Все говорят о революции, некоторые даже пишут о царе-социалисте, и только он знает, что все сделанное не более чем косметический ремонт. Изъятие земли из частной собственности и национализация недр, государственные монополии на внешнюю торговлю, отмена сословных привилегий, ликвидация нелепых физических наказаний. Даже отмена налогов для малоимущих, к коим принадлежали три четверти страны – все правильно и необходимо, но это полумеры… Если не обуздать чиновничество, не настроить механизм самовоспроизведения ответственной элиты, все начинания, все самые благие помыслы будут извращены и загублены…
Спичка догорела до конца и обожгла пальцы. Бережно положив так и не раскуренную трубку на край стола, император опять поднялся с кресла. Занимался новый день. Заданные самому себе вопросы придется оставить на следующую ночь. Сегодня будут совсем другие хлопоты – военные.
Господи, опять война! Долгожданное время, чтобы прославиться – для одних, обогатиться – для других, надежда на решение собственных проблем – для третьих. И горе горькое – для простых людей, по которым она катится своим стальным катком, не спрашивая, кто прав и кто виноват. Мир, к сожалению, несовершенен, и пушки – последний довод не только для королей.
Он не мог войну отменить: слишком много геополитических противоречий накопили империи в подлунном мире.
Но он вынудил врагов начать ее, когда они еще не готовы – ни морально, ни физически, ни материально.
А вот Россия на этот раз кое-что успела: отмена «золотой» привязки рубля позволила сэкономить за год почти миллиард рублей. Инвесторы, вынужденные вместо вывоза денег вывозить отечественные товары, влили в местное производство больше двухсот миллионов. Могли больше, да покупать пока нечего – бедненько в России с товарами. Дополнительная эмиссия на полтора миллиарда… Она ухнула целиком в строительство. Туда же ушла вся экономия после отмены содержания великокняжеского зверинца и продажи великосветских дворцов – больше ста миллионов.
Но самый большой доход – это товарные бонды или векселя, без малого три миллиарда, конвертированные в сырье, оружие, станки, заводы под ключ, лаборатории, иностранных специалистов, которых он с жадностью маньяка сгребал со всего света, пользуясь мировым кризисом. Сегодня есть кому строить, что строить и на что строить. Этим и будет заниматься страна, а те, кто хотят помешать, только помогут…
Ах, какие сюрпризы ждут в самом скором будущем вас, господа англосаксы, и вашу пятую колонну, пестуемую внутри России!!! Вся эта консервативно-коррупционная оппозиция, спекулянты и ростовщики, пережившие шок и страстно желающие сатисфакции… Как же вы предсказуемы!
– Господин Верховный главнокомандующий! Харбин на связи! Сводка боевых действий за первую половину дня!
– Положите на стол и можете быть свободны, – не отрывая взгляд от разгорающегося рассвета, глухо произнес император. – Срочных депеш пока не будет… Хотя… Запросите Владивосток, узнайте, как там все прошло у адмирала Макарова? И про наших гостей на Балтике докладывать каждые четыре часа!
Накануне. В небе над Сасебо
Известный спортсмен, велосипедист, боксер, борец и вообще любимец публики, особенно одесской, а ныне вольноопределяющийся Российского императорского воздушного флота Сергей Исаевич Уточкин откровенно скучал. Вечернее небо над Сасебо, украшенное чернеющими на горизонте горами Цукуси и Кудзю, было детально осмотрено и даже сфотографировано еще на подлете, изрезанный бухточками и усыпанный островками залив Омура описан и картографирован, корабли в доках и у причалов пересчитаны по четыре раза и идентифицированы.
Находящиеся под его заведованием двигатели конструкции инженера Никсона в количестве двух работали ровно и без сбоев, поэтому демонстрировать присущие ему таланты, как то: полное отсутствие страха высоты, изумительную силу и ловкость, а также неплохое знание техники – в данный момент не требовалось.
Во время длительного перелета из Владивостока до самого юга Японских островов пару раз пришлось выбираться на открытую всем ветрам моторную галерею и приводить в чувство зачихавший было мотор, оба раза один и тот же – левый. Но сегодня над целью двигатели работали ровно, и управляемый лейтенантом Непениным аэростат конструкции Цеппелина практически неподвижно висел чуть в стороне от доков Сасебо, затопленных по причине разрушения тяжелыми снарядами батопортов.
Через равные промежутки времени на надстройках и палубах броненосцев, ремонтирующихся в доках и потому тоже полузатопленных, расплывались хорошо видимые сверху черные кляксы разрывов. Иногда рядом с бортами вздымались белопенные гейзеры. Это означало, что русские броненосцы, выстроившиеся в линию и выписывающие неторопливые восьмерки в заливе, отделенном от внутреннего бассейна холмистой грядой, брали неверный прицел. Их довольно быстро поправляли два корректировщика: мичман Дорожинский и гардемарин Ренгартен фиксировали отклонения и через радиостанцию, занимавшую всю кормовую часть гондолы, передавали поправки на корабли.
Сам Уточкин несколько раз пытался поближе познакомиться с беспроволочным телеграфом, но капитан инженерной службы Рыбкин, по слухам, один из создателей сего электрического чуда, вежливо, но непреклонно отправлял Сергея Исаевича на его законное место. Оставалось только смотреть вниз, любуясь какой-то игрушечной и совсем не страшной с высоты птичьего полета картиной всеобщего разрушения.
Броненосцы – три одинаковых, типа «Пересвет», и один чуть побольше, немецкой постройки – все так же исполняли свой разрушительный вальс. Взрывы пятисотфунтовых снарядов по-прежнему калечили башни и корпуса поврежденных под Владивостоком кораблей. Бронепалубники вколачивали шестидюймовые фугасы в позиции древних гаубиц и короткоствольных пушек береговой обороны, приперчивая их сверху шрапнелью из противоминных орудий. А ровные квадраты японских батальонов на площадях близ доков все так же окутывались легким дымком, пытаясь залповой стрельбой из винтовок отогнать медленно плывущий на километровой высоте дирижабль. Уточкин время от времени по приказу поручика приникал к встроенной в пол фотокамере, делая снимки для последующего отчета.
Сергей Исаевич всмотрелся в зеленоватую воду у оконечности выдающегося на юг полуострова. Ого! Четыре белопенных клина нацелились прямо на броненосцы эскадры. Но до следов, похожих на наконечники копий или стрел, было еще далеко. Он сделал пару шагов по слегка подрагивающей палубе гондолы и дернул за рукав старшего из наблюдателей. Тот поднял недовольное лицо.
– Ми-ми-миноносцы! – прокричал Уточкин, преодолевая гул моторов и свое привычное заикание. – Т-там, к юго-во-во-востоку!
– К зюйд-осту, – кивнул проследивший за его рукой Дорожинский и застучал ключом, предупреждая эскадру о гостях, ну или о хозяевах, но все равно не слишком желанных.
Уточкин вздохнул. Сейчас малые крейсера, созданные для уничтожения миноносцев, временно оставят в покое несчастных японских артиллеристов и встретят четыре подходящих истребителя. Те, скорее всего, уже через пятнадцать-двадцать минут присоединятся к трем потопленным в самом начале операции канонеркам, которые экзаменуемый Дорожинским гардемарин Ренгартен определил как «Идзуми», «Акаги» и «Хацукадзе». А между тем
