Проснувшийся у нового правителя страны интерес к Западу и его культуре был характерен для Японии 20-х годов. Страна входила в «Большую пятерку» стран мира, разделила плоды победы в Первой мировой войне с западными демократиями и попробовала хмельной напиток под названием дэмокураси, который принес всеобщее избирательное право для мужчин, дававший возможность заниматься политической деятельностью не только аристократам, но и простым людям. Горожане пристрастились к западной музыке, танцам, одежде и кухне. Веяние либерализма явно ощущалось в стране, начиная от императора и заканчивая простонародьем.

Молодой монарх серьезно подошел к вопросам управления страной и принял тронное имя Сёва, что означает «Просвещенный мир». Более ироничное название его правления едва ли можно было придумать. Но когда он взошел на трон 25 декабря 1926 года, в императорском указе нашли отражение его мысли, и, в частности, вот что он сказал: «Наши ограниченные возможности не позволяют нам в полной мере осознать, насколько сложным будет доказать, что Мы соответствуем той великой задаче, которая стоит перед Нами. Сейчас мир находится в процессе эволюции. Открылась новая глава в истории человеческой цивилизации. Политика страны должна всегда иметь своей целью улучшение ее положения. Простота вместо пустых заявлений; оригинальность вместо слепого подражания; предпочтение прогресса на данном этапе эволюции; необходимость положительных перемен, чтобы не отстать в цивилизационном развитии; достижение национальной гармонии; благоденствие для всех классов общества и дружба со всеми нациями земли. Вот основные цели, на которые направлены все наши усилия».

Но все намерения Хирохито установить конституционную монархию были заранее обречены. В конституции, дарованной императором Мэйдзи японскому народу в 1889 году, говорилось, что в Японской империи правит и будет вечно править император, который есть «лицо священное и неприкосновенное. В соответствии с постановлениями настоящей конституции император осуществляет законодательную власть с согласия императорского парламента, утверждает законы и отдает распоряжение об их обнародовании и исполнении, определяет устройство различных ветвей управления и оклады всех гражданских и военных чинов, каковых он же назначает и смещает…Император осуществляет верховное командование армией и флотом. Император объявляет войну, заключает мирные и иные договоры».

Все эти грандиозные полномочия и привилегии были лишь ширмой для реальных носителей власти. Творцами Конституции Мэйдзи, как и Реставрации Мэйдзи, были решительно настроенные и целеустремленные люди, озабоченные вопросами консолидации своей власти в эпоху вхождения Японии в современный мир. Император был подходящей фигурой, с помощью которой можно было начать строить новую Японию. Его существование давало им возможность провести непопулярные реформы, начиная с решения повседневных вопросов и вплоть до реорганизации правительства. Эта настоящая революция модернизировала страну, создала армию и флот на основании воинской обязанности, покончила с самурайской системой и феодальными властителями, которые получили компенсацию и интегрировались в капиталистическую систему.

Однако можно утверждать, что утвердившийся на вершине власти политический клан создал лишь иллюзию конституционной монархии, которая была простой оболочкой, не имевшей содержания. Каждое официально предпринимаемое действие совершалось от имени императора и с его санкции. Был учрежден избираемый народом законодательный орган — парламент; однако он почти не контролировал Кабинет министров. Премьер-министра назначал император, который, как правило, следовал указаниям своих девяти неофициальных советников, называемых гэнро, и лорда-хранителя печати.

В отличие от конституционных монархий в демократиях Запада, после 20-х годов премьер-министр обычно не являлся главой политической партии, представлявшей большинство в парламенте. Он был тем человеком, который в глазах императорских советников был наиболее способен противостоять оппозиционным силам. Премьер назначал министров, представлявших интересы разных фракций.

Кабинет министров принимал важные решения и представлял их императору на подпись перед официальным их оглашением. Другие важные решения, связанные с войной в Маньчжурии и Китае и с приграничными инцидентами в Сибири, принимали военные; они получали одобрение правительства задним числом, а затем — санкцию императора. Император не мог отменить их или высказать свое возражение. Он вправе был задать вопрос, по которому советники давали объяснение, но никаких изменений в решение он внести не мог. Его функцией было только слушать и одобрять, но ни в коем случае не критиковать, что-либо изменять или пользоваться правом вето.

Например, Хирохито в 1941 году не был намерен воевать с Америкой. Но он ничего не мог предпринять против тех политиков, которые затевали войну. На ключевой Императорской конференции 6 сентября 1941 года, когда было принято официальное решение о начале войны с США, император, конечно, присутствовал и молчаливо наблюдал за ее работой. Это было привычным делом. Но в этот раз император неожиданно заговорил. Он развернул лист бумаги и прочитал краткий стих, написанный его дедом императором Мэйдзи:

Взглянув на мир,

Словно на своих родных братьев,

Как я могу допустить, что его спокойствие

Будет так необдуманно нарушено?

«Эти слова запали мне в душу, — сказал император. — Это чувствует мое сердце, и мой дед выразил в этом стихе свою великую любовь к миру».

Милитаристы могли прийти к выводу, что император не одобрял войну. Остальной мир мог только гадать, было ли это самым сильным протестом, на который император и система были способны. Хотя военные посчитали эти слова упреком в свой адрес, едва ли они могли заставить их задуматься.

Многие люди верят, что их жизни — это их ожившие фантазии; и многие живут этими фантазиями на протяжении всей своей жизни. Некоторые выбирают свои фантазии, другие вынуждены их принимать, а есть и такие, кто уже рожден с ними. Хирохито принадлежал к последним, и у него были одни из самых парадоксальных фантазий.

Поскольку император был главой «государства-семьи» и все японцы (кроме людей натурализовавшихся) были ему родственниками по крови, то понятно, почему такие лозунги, как «император и народ — единое целое», воспринимались народом с искренней и глубокой верой. В течение веков каждый японец твердо знал свое место в общественной иерархии; считалось, что так было и так будет. И император был путеводной звездой, которая вела каждого японца и которой он поклонялся. Три взаимосвязанных фактора сформировали японский характер: это непоколебимая верность императорской системе правления, твердое убеждение в своей миссии на земле и вера в то, что их данные свыше человеческие качества не имеют себе равных.

В Японии синтоизм был объявлен государственной религией, верховным жрецом которой стал император. Он играл центральную роль в обрядах, которые проходили раз в полгода в храме Ясукуни, где обитали обожествленные души павших героев.

Так как император был одновременно самым главным божеством в пантеоне синтоизма и