Наконец болтливый старик замолчал и занял свое место. Прежде чем аудитория смогла отреагировать на эту просьбу, адмирал Тоёда решил, что пришел его черед высказаться. Судзуки дал ему слово.

«Как командующий флотом я согласен с мнениями военного министра и начальника Генштаба армии. Рассматривая перспективы победы или поражения в этой войне, я не могу сказать, что возможность победы очевидна, но не думайте, что нас ожидает разгром. Высшее командование флота готово к переговорам, но его беспокоит одно условие: сохранение национального государства. Боевой дух все еще жив среди большинства народа. Солдаты на фронте проявляют массовый героизм и готовы к самопожертвованию. Я полагаю, что возможно восстановить боевой дух, отчасти утраченный, благодаря нашим новым командирам».

Тоёда оказывался в двойственном положении — было неясно, поддерживал ли он оставшиеся три условия или нет?

Соотношение голосов по этому пункту было три к трем: Анами, Умэдзу и Тоёда (?) против Того, Ёнаи и Хиранумы. Судзуки, видя, как и ожидалось, что к консенсусу так и не пришли, поднялся со своего места. Было два часа ночи 10 августа. В зале стояла невыносимая духота, и москиты были безжалостны.

«Господа, — произнес премьер, сохраняя внешнее спокойствие, — на протяжении нескольких часов мы обсуждали представленные нам на рассмотрение вопросы и так и не пришли ни к какому решению. Даже теперь соглашение не просматривается. Мы не можем позволить себе терять ни минуты в это время. Несмотря на этот беспрецедентный случай, я предлагаю обратиться к императору за окончательным решением. Его величество разрешит этот вопрос, и правительство его непременно выполнит».

Судзуки, закончив говорить, без всякой паузы приблизился к императорскому трону. Зал затаил дыхание, пораженный таким его дерзким поведением. «Господин премьер-министр!» — только и мог произнести Анами. Старик адмирал подошел совсем близко к императору. Молчание давило, как и жара.

«Мы ждем решения вашего величества, какое предложение из двух следует принять».

Ни разу за последнее время от императора не требовалось столь решительно проявить свою волю и дать ответ на жизненно важный вопрос. И почти никогда ему не приходилось реально действовать в этом театре теней с заранее расписанными ролями. Задать императору прямой вопрос — такое было невозможно представить. Военные ожидали, что конференция ограничится дискуссией, а затем просто растворится в ночи.

Чего же ожидать теперь от живого божества, каждое повеление которого они поклялись исполнять?

Это не был предполагаемый финал. Это не был предсказуемый конец. В те грозовые дни, предшествовавшие Тихоокеанской войне, во время военных смотров и официальных мероприятий человек-бог в элегантном мундире принимал почести, восседая на своем любимом боевом коне по кличке Первый Снег. Подобное нереальное зрелище — бетонное душное убежище, где решался позорный вопрос, — военным лидерам, защитникам империи, невозможно было прежде даже представить.

Судьба империи — нести просвещение варварам. Эту идеологию выражали фракция Кодоха в японской армии (Фракция императорского пути) и политический слоган «Хакко Итиу» («Восемь углов мира под одной крышей»); это были талисманы 30-х годов. К ним был добавлен лозунг о необходимости самообороны в борьбе с демократией. Японские завоевательные кампании превратились в священную войну.

Конечно, в победном 1942 году, когда Япония захватила одну шестую часть суши, ни один из военных лидеров ни разу не произнес слова «осторожность». Это были времена опрометчивых прогнозов и далекоидущих планов по разделу мира вместе с нацистами, которым милостиво оставляли все земли, лежавшие на запад от индийской границы.

Это были дни сумасшедших торжеств, особенно после побед при Пёрл-Харбор и Гонконге, на Филиппинах и при захвате Сингапура. Тогда император появлялся на мосту, с которого открывался вид на широкую площадь рядом с Императорским дворцом, под крики «Банзай!» тысяч радостных подданных. В военной форме и на своем коне Хирохито гарцевал на виду ликующих толп.

Нигде на горизонте японские военные не видели ни одной темной тучи. Но именно тогда Верховному главнокомандованию армии пришлось задействовать весь свой престиж и приложить максимум усилий для того, чтобы удержать Гуадалканал.

У флота появились свои проблемы. Были кровопролитные сражения на Тайване, островах Соломоновых и Гилберта и на атолле Мидуэй. В бой шли во имя императора, но все «победы» оказались фикцией.

Тогда заговорили о войне, которая может продолжаться от десяти до двадцати лет, которые необходимы врагу, чтобы расправиться со 100 миллионами японцев и разгромить священное государство.

Мечты армейских командиров о грандиозном параде победы, который возглавит император на белом коне, незаметно испарились. И многие уже начали задаваться мыслью, а стоило ли и дальше жертвовать миллионами жизней или необходимо прекратить бойню, приняв неординарное решение.

Какое из этих двух действий требовало большего мужества? Продолжать сражаться, отдавая приказы из тоннеля- укрытия, недавно пробитого в толще горы в отдаленной местности Мацусиро, уподобляясь попавшему в ловушку кроту? В условиях, когда враг господствовал в воздухе и охотился за всем, что движется, можно ли было гарантировать безопасность императорскому семейству, которое в любую минуту могли перевезти в пуленепробиваемом автомобиле в «неприступное» убежище в горной цитадели, расположенной в удаленной северо-западной области?

Ну а что потом? Конец, как у Гитлера? Прекращение династии, в то время как лояльные подданные покорно подставляют себя под страшный удар атомного оружия и гибнут в Армагеддоне? Японцы, наследники богини Солнца Аматэрасу, теперь противостояли титанической мощи самого солнца, обернувшегося против своего детища. Мистическая легенда о расовом превосходстве, которая породила и укрепила самурайский дух, теперь столкнулась в целом с реальным очевидным разрушителем, научно предсказуемым, порожденным тем же самым солнцем. Как это могло соотноситься с космологией синтоизма?

Так что же — сдаться? И чего в таком случае можно было ожидать? Если армия и весь народ последуют императорским приказам, разрушения и массовые убийства, по крайней мере, прекратятся. Можно ли будет доверить победителям сохранение императорской системы власти? Позволят ли они Хирохито остаться? Отстранят ли они его от власти или передадут китайцам для того, чтобы они могли судить и покарать его, как того требовали влиятельные лица? Будет ли страна разделена и ею будут управлять наподобие побежденной Германии или Австрии? Станет ли Япония аграрной страной и лишится собственной индустрии? Будет ли страна окончательно разграблена? Будет ли она наказана за военные преступления? Может, она вообще прекратит существовать? Такие обстоятельства сложились в эпоху Сёва к 10 августа в двенадцатый год царствования.

Хирохито поклялся следовать законам и традициям своих предшественников, продолжить линию наследования, обеспечить выживание имперских наследников Аматэрасу, богини Солнца.

Но линия наследования