Шрифт:
Закладка:
Лола красила лицо, сидя в кафе на вокзале Ватерлоо, ее чемодан с монограммой стоял рядом. На ней был длинный кардиган с узором навахо, джинсовый комбинезон и белые ковбойские сапоги. В ее светлых волосах, подхваченных у лица перламутровыми заколками, виднелись тонкие, словно шелковые жгутики, косички. Лола все еще мечтала походить на тот идеал девушки, какой нарисовала себе в пятнадцать лет.
– Я скоро чокнусь, Нина, – сказала она, обнимая меня той рукой, в которой не было тюбика туши. – Решительно чокнусь.
– Почему?
– Андреас. Архитектор из «Линкса».
– Давай выйдем на платформу, и ты расскажешь, что случилось.
– Мне нужно закончить макияж.
– Закончишь в поезде, – поторопила я. Лола до ужаса наплевательски относилась к расписанию транспорта.
– Сейчас, только дорисую глаза, – откликнулась она, яростно проводя щеточкой по ресницам снова и снова.
– Поверь, никто даже отдаленно годный для секса не сядет в поезд до самого Годалминга, – предрекла я.
– Ладно, – сказала Лола, в последний раз махнув над каждым глазом, затем убрала косметичку, поднялась и взяла чемодан. – В общем, у нас уже было около пяти свиданий. Дела идут замечательно. Но я знаю, что он спит с кучей других женщин, и начинаю безумно ревновать, хотя раньше меня это не беспокоило.
– Ясно. Во-первых, откуда ты знаешь, что он спит с кучей других?
На ходу она достала телефон из сумочки, открыла «ватсап» и показала мне экран.
– Видишь? В Сети. Он всегда в Сети.
– И? Он что, не может общаться с приятелями?
– Мужчины не общаются с приятелями, они иначе устроены, не так, как мы. При необходимости пишут что-нибудь вроде: «Увидимся в четыре, старик», и все. Они не сидят в телефоне часами.
– Неужели? Джо состоял в куче групп в «ватсапе», где они весь день обменивались мусорными гифками и мемами.
– Что еще за группы? – тут же спросила она. Судя по легкому подергиванию век, Лола почти не спала.
– Ну, типа, футбольные. Или «Ибица-2012», которая все никак не затухала.
– Но Андреас торчит там круглые сутки. Меня особенно напрягают ночные смены. Мужики переписываются в Сети до двух ночи только с женщинами, с которыми хотят переспать.
– Откуда ты знаешь, что он в Сети до двух ночи?
– Я просто открываю чат в телефоне, когда мы не общаемся, и вижу его онлайн. Вчера я даже отменила ужин с подругой, чтобы следить за ним.
– Лола…
– Знаю. Я сказала, что простудилась. Пришлось опубликовать в «Инстаграме» фальшивую историю, как я пью «Лемсип»[33], чтобы подтвердить алиби.
Мы пропустили билеты через турникет и пошли вдоль платформы.
– Почему бы тебе не спросить его напрямик?
– И что я скажу?
– Скажи, что часто видишь его онлайн в «ватсапе», переведи все в шутку.
– Нет, он сразу догадается. Не хочу, чтобы он думал, будто я собственница и пытаюсь контролировать его личную жизнь.
Мы сели в поезд на ближайшие свободные места рядом друг с другом.
– Хорошо, тогда сейчас выбрось это из головы, а о моногамии поговоришь с ним как-нибудь потом.
– Ага. – Она вздохнула, глядя в окно неподвижного поезда. – Когда все это закончится? Я просто хочу, чтобы рядом был кто-то, с кем можно сходить в кино.
– Знаю, – сказала я.
По перрону к поезду бежал мужчина с пристегнутым к груди ребенком и бережно придерживал его головку. В тот момент, когда свисток кондуктора возвестил о скором отправлении, мужчина вскочил на подножку нашего вагона.
– Давай! Ты сможешь! – весело крикнул он женщине, бегущей к нему с чемоданом в руках. Когда она оказалась у двери, он торжествующе закричал: – ДА! МОЯ ЖЕНА! – и победно воздел руки, словно та преодолела марафон. Задыхаясь и смеясь, парочка забралась в вагон.
– Отлично сработано, дружок, – сказала женщина.
Все еще переводя дыхание и смеясь, они отыскали два места и кучей свалили вокруг себя сумки и детские принадлежности. Я безотчетно таращилась на них до тех пор, пока не перехватила встречный вопросительный взгляд. Резко отвернувшись, я уставилась в окно на проплывающий мимо город. Лола сжала мне ладонь. Я улыбнулась и изобразила ответное пожатие. После исчезновения Макса я как никогда ценила ее дружбу.
Возможно, я удалила Макса из своей жизни и телефона, но он по-прежнему всюду следовал за мной тенью и не выходил у меня из головы. Я провела Рождество дома, пялясь в мобильный, будто на дворе опять был две тысячи второй. Новый год я встретила с Лолой, и мы обменивались бессмысленными тостами о мужененавистничестве. Январь прошел за написанием первых глав новой книги – слава богу, у меня появился очередной рабочий проект и крайний срок, на котором я могла сосредоточиться. Такая всепроникающая любовная хандра не накрывала меня с подросткового возраста. Я не могла избавиться от мыслей о Максе. Какой-нибудь сучок на деревянном столе напоминал его нос в профиль. Если я видела две буквы из его имени рядом на странице, взгляд непроизвольно цеплялся за эти слова. Я слышала его в текстах песен, видела в толпе людей на платформах метро. Это до боли изматывало и невыносимо тяготило. Фантазии, которые подпитывали меня, пока мы были вместе, теперь стали чем-то вроде глутамата натрия для мозга. Они заполняли мысли, принося мгновенное удовлетворение, а затем так же быстро исчезали, оставляя после себя ужасную пустоту. Поглощая их в огромных количествах, я не чувствовала насыщения и все же не могла остановиться. Лола сказала, что эту стадию расставания невозможно миновать и я должна через нее пройти. Однако я боялась застрять в подвешенном состоянии: финальная точка так и не была поставлена.
– Итак, чего нам ждать на сей раз? – спросила Лола, глядя в компактное зеркальце с монограммой и накладывая еще больше макияжа на свое и без того щедро накрашенное лицо. – Стриптизершу?
– Определенно, нет, Люси скромница.
– Знаешь, скромницы обожают стриптизерш.
– Точно, – сказала я. – И шоколадную краску для тела. И массажные масла. Наличие массажных масел – верный признак того, что человек не так уж любит секс.
– Значит, никакой стриптизерши, – сказала Лола. – А что тогда, как по-твоему?
Я достала телефон и открыла в «ватсапе» группу под названием «ЛЮДЖО ДЕВИЧНИК!», которая непрерывно обновлялась с момента создания шесть недель назад.
– Учитывая сумму взноса на еду и напитки, хотелось бы побольше выпивки.
– И не мечтай, – сказала Лола. – Будет одна бутылка на человека на все выходные и одна порция переваренной лазаньи.
Мы последними добрались до внушительного дома в сельской местности Суррея, арендованного для девичника Люси. Большинство из двадцати пяти – двадцати пяти! – приглашенных женщин выразили желание остаться на три ночи, тогда как мы с Лолой приехали только на вечер субботы и день воскресенья. Нас встретила Фрэнни – главная подружка невесты, лучшая подруга Люси и профессиональное сопрано, представительниц которого я всегда считала отдельной кастой. Обычно их отличала внушительная грудь, развившаяся с юных лет, и, как следствие, уверенное осознание своей властности в любой женской группе. Они вечно были всем недовольны и в то же время смеялись по любому поводу. Еще они носили серебряные кельтские украшения и струящиеся платья и блузки, дабы демонстрировать впечатляющее декольте. Фрэнни сразу же оправдала все мои ожидания.
– Привет, опоздуньи! – весело пропела она. – Нина и Лола?
– Да! Это мы! Здесь так чудесно! – произнесла Лола с широкой улыбкой. Она всегда с энтузиазмом погружалась в любые нелепые затеи: иммерсивный театр, комедийные шоу, девичники, организованные властными сопрано. Это была ее стихия. Я ею восхищалась.
– Привет, – произнесла я не в пример тише и официально