—Нет,— коротко и лаконично.

Напряжение между нами почти осязаемо. Оно звенит в тишине квартиры, которую нарушает лишь тихий мерный звук работающего холодильника где-то в кухне.

—Ты выставил меня вчера из своей квартиры и ясно дал понять, как ко мне относишься,— обвинительно произношу я.

—Я ошибся,— Давид, как и обычно, немногословен.

—Ты не ошибся, ты унизил меня.

—Я был зол.

—На меня? Я ничего не сделала.— Смотрю на него исподлобья.

Как же трудно понять этого мужчину. Почти невозможно. Словно он сам не знает, чего хочет, и меняет свои решения каждые полчаса.

—Я могу все исправить,— выдыхает мне прямо в губы и целует почти невесомо.

—Не поздно ли?— почти не дышу я. Весь мир вокруг внезапно сужается. Есть только мы. И больше никого и ничего вокруг.

—Это ты мне скажи,— так же тихо отвечает мне, а потом я закрываю глаза и отдаюсь своим ощущениям, подставляю губы для поцелуя, желая лишь одного — раствориться в нем.

—Только будь нежен со мной,— прошу на выдохе, прежде чем наши губы соединяются в настоящем поцелуе, а дыхания сплетаются.

Давид жадно целует меня, царапая отросшей за день щетиной нежную кожу лица. Я зарываюсь пальцами в короткий ежик его волос, царапаю шею, плечи, потом веду ладонями вниз по его обнаженной груди.

Леонов, не отрываясь от моих губ, поддевает край моего свитера и тянет вверх. Приспускает чашечки моего лифчика, щипает за чувствительные соски. Оставляет на груди следы своих пальцев, на шее засосы, вжимается в меня своим телом и трется об мой живот своей эрекцией. Из моего рта вырывается непроизвольный стон. Не верю, что это происходит в реальности. Не верю, что моя решимость так быстро была разрушена его харизмой и первобытной сексуальностью.

Когда я смелею и всё-таки тянусь к пряжке его ремня, он застывает, а потом с рыком поднимает меня в воздух, словно пушинку, и, чуть не упав со мной на руках из-за скользкого кафеля под ногами, идет в сторону одной из комнат.

Сердце в груди колотит от страха и возбуждения, а между ног ощущается горячая влага.

Я слышу, как часто дышит Давид. Его грудь тяжело вздымается под моей ладонью. Я не верю, что делаю это. Что разрешаю прикасаться ко мне после вчерашней ночи. Но сегодня все по-другому. Совершенно. Алкоголь ли в венах Леонова или вина тому причина — неизвестно. Но он нежно целует меня в губы и бережно опускает на мягкую кровать.

В комнате темно. Давид отстраняется от меня, нащупывает у тумбочки выключатель. Щелчок, и комнату освещает тусклый свет бра.

Мой свитер оказывается задранным почти до шеи. Я ежусь под пристальным взглядом Давида. Он жадно рассматривает мою грудь. Я дрожу от волнения. Искоса посматриваю на дверь, понимая, что это мой последний шанс сбежать.

Матрас прогибается под весом мужчины. Я застываю и инстинктивно прикрываю руками грудь.

Давид, видя мое смущение, хрипло смеется. С вызовом смотрит на меня и сам расстегивает ремень, избавляется от брюк, оставаясь в одних боксерах.

—Не передумала?— спрашивает, когда тянется к пуговице на моих штанах.

Я качаю головой. С трудом сглатываю собравшуюся во рту слюну. Горло сдавило из-за волнения. Кажется, вот-вот у меня случится инфаркт.

—Поцелуй меня.— Тянусь к нему, желая как можно быстрее продолжить начатое. Пока и в самом деле не передумала. Потому что я уже на грани. Ведь еще утром совершенно другого хотела.

Сердце в груди колотит от страха и возбуждения, а между ног уже слишком мокро. Низ живота тянет от желания, полуобнаженный Давид в тусклом свете бра завораживает. Никогда еще не видела настолько идеального мужского тела, как у него.

Он медленно стягивает вниз по моим бедрам джинсы. От него не укрывается то, как сильно я дрожу. Теперь между нами лишь тонкая ткань моих трусиков и его боксеров. Он нависает надо мной, удерживая вес своего тела на локтях, и тянется к моим губам.

Целует, терзает, ласкает. Он проводит губами вниз по шее, щекоча тем самым мою кожу, освобождает меня от свитера и лифчика, терзает губами мой сосок, вызывая во мне очередную волну желания и трепета. Трется твердой эрекцией о мое бедро.

—Ты ведь понимаешь, что я уже не остановлюсь?— Отрывается от меня на мгновенье и всматривается в глаза, ища на их дне ответы на свои вопросы.

Я неопределенно качаю головой. В этот момент я уже не знаю, кто здесь пьян больше. Я или он. Потому что по ощущениям сегодня мной был уничтожен бар отца. Голова идет кругом, слова все застряли в горле, не могу сформировать ни одного связного предложения.

—Отлично, тогда держись, детка,— хитро усмехается он, пробравшись ладонью под мои трусики…