50. Лея

Не было ничего удивительного в том, что я не могла заснуть, так что я попыталась успокоить себя, перекатившись в кровати и уставившись в потолок комнаты. Я думала обо всем, что произойдет через какие-то несколько часов, и чувствовала, как тянет живот. Мои картины будут висеть на стенах галереи перед взорами множества зрителей, которые будут видеть в них самые разные вещи, по-своему трактовать мазки, брать то тут, то там все, что им захочется… И это меня пугало. Невозможность передать то, что я задумала. Отпуская их, я неизбежно отказалась от этого, от того, что они принадлежат только мне и имеют только одно значение, потому что значений стало много и они принадлежали всем, кто хотел их увидеть.

Я глубоко вздохнула и закрыла глаза. И тут же услышала это.

Тихий стук, заставивший меня нахмуриться, когда за ним последовало еще несколько. Тук, тук. Я откинула простыни и встала. Тук, тук, тук. Подойдя к окну, потянулась открыть его. Мне пришлось потереть глаза, чтобы убедиться, что то, что я вижу, реально. Аксель уронил камни, которые все еще держал в руке, и пожал плечами, глядя на мое недоумение. Я сдержанно улыбнулась.

– Тебе тридцать три года, ты слишком стар для такого.

– Может быть, с тобой я чувствую себя молодым.

– Не могу поверить, – прошептала я.

– Я знал, что ты не спишь.

– Двенадцать часов ночи, Аксель.

– Давай выходи. Сегодня пятница, отдохнем.

Я на мгновение призадумалась, но кого я обманывала? Я уже несколько часов ворочалась в постели и потому не собиралась отказываться. Я вздохнула и заверила его, что буду готова через пять минут. Надев бледно-голубое летнее платье в белых горох и плоские сандалии, я вышла из хостела.

Аксель прислонился к забору.

– Ты не мог позвонить мне?

– Это было бы слишком просто, – пошутил он.

– А камушки в окне – нет?

– Я думал, так будет веселее.

Он улыбнулся так, что казалось, будто время застыло в изгибе его губ. Я ненавидела это. Его магнетизм. Как легко ему все давалось. Я покачала головой и пошла за ним.

– Куда мы идем? – спросила я.

– Выпить, например.

– Я очень нервничаю. У меня такое чувство, что все пойдет не так, что я впаду в ступор или открою глаза и окажусь голая посреди галереи.

– Блин, надеюсь, так и будет. Мне в первый ряд.

– Идиот! – Я толкнула его, и он рассмеялся.

– Все пройдет великолепно, – успокоил он и бросил на меня взгляд. – Но именно поэтому я пришел за тобой сегодня вечером, потому что я знаю тебя и догадывался, что ты будешь вот так, в режиме драмы. К тому же я приготовил сюрприз. Думаю… думаю, он тебе понравится. – Он немного неуверенно сглотнул, и мне не удалось разобрать выражение его лица, потому что он тут же вернулся к своему обычному виду.

Я снова почувствовала то покалывание, которое много лет назад охватывало меня каждый раз, когда я ждала подарок или когда кто-то хотел сделать мне сюрприз. Помню, как торопливо разрывала бумагу, не думая ни о чем другом, тревожась и волнуясь. Казалось, что эти знакомые улицы воскресили в памяти частички той девочки, которую, как я представляла, я оставила позади.

Но я сдержала порыв и не спросила.

Мы добрались до пляжной набережной и прошли еще немного дальше, до более колоритного района. Мы решили остановиться в открытом заведении почти на берегу моря, и, пока шли к маленькой хижине, где подавали напитки, я сняла сандалии и почувствовала деревянный пол и песок на ногах.

– Ты все еще неравнодушна к мохито?

– Да, – ответила я, и он заказал два.

– Моя школа, м?

Я затаила дыхание, вспомнив тот вечер, как Аксель сдался, когда я спросила его, не хочет ли он напоить меня и потанцевать под Let it be с закрытыми глазами. Он приготовил кувшин мохито, а потом впервые поцеловал меня под звездами.

Каким далеким это казалось… И в то же время таким близким.

Я сделала длинный глоток из своего бокала. На заднем плане играла песня Too young to burn, в центре зала уже веселились подвыпившие люди, танцевали и смеялись, а вдалеке некоторые из них устраивали ночные купания.

– Следующий бокал за мой счет, если ты расскажешь мне, о чем думаешь. – Аксель посмотрел на меня.

– Предложение, от которого невозможно отказаться, – усмехнулась я. – А я не буду больше заказывать.

Я взболтала лед в мохито и выпила то немногое, что осталось, через соломинку. Аксель оперся одной рукой на барную стойку и подарил мне одну из тех кривых улыбок, которые обычно переворачивали мой мир с ног на голову.

– Напомни-ка, кто из нас на десяток лет старше, – пошутил он.

– Напомни-ка, кто из нас все еще большой ребенок, – ответила я.

Он засмеялся. На нем была легкая свободная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Теплый ветер летней ночи взъерошил его волосы, и у него был все тот же пленительный взгляд, который привлекал и пугал меня почти в равной степени.

Я заказала еще один напиток. Не знаю, почему я передумала. Он тоже взял себе коктейль и отсалютовал им.

– За грядущие успехи, – сказал он, и я улыбнулась и выпила, все еще глядя на него. Аксель приподнял бровь, заметив, что я не свожу с него глаз. – Либо я невероятно привлекателен, либо ты прикидываешь, как лучше прикончить меня и спрятать мой труп.

– Второе, конечно, – рассмеялась я.

– Следовало догадаться. – Он поставил стакан на барную стойку. Я стала серьезной и почувствовала легкую дрожь.

– На самом деле я думаю об этом уже несколько дней… Мне кажется, я до сих пор не поблагодарила тебя за все, что ты для меня сделал.

– Ты уже сделала это, Лея, и это необязательно.

– Дай мне закончить. Это было бескорыстно. Ты приютил меня в своем доме. Ты заботился обо мне. Ты вернул мне способность чувствовать, рисовать, жить. Только ты и я знаем, что произошло за те месяцы, и меня не волнует, что думают другие, потому что они никогда не смогут понять. Так что спасибо тебе за это. Потому что ты был благороден. Другом. Семьей.

В его глазах плескалось море чувств, которые я не могла разобрать, потому что они были слишком спутанными. Он выглядел взволнованным, неспокойным, встревоженным. Он облизнул губы, и мой взгляд задержался на них, пока он не прошептал:

– Но ты все еще не простила меня…

– Не смешивай это.

И это была почти мольба. Ведь я хотела сохранить все хорошее. Его щедрость. Его преданность. Его чувствительность. Но если я начинала думать об Акселе, который занимался со мной любовью, то я видела другое. Его трусость. Его эгоизм. Его слабость. Его страхи. Его язвительные словечки.

Он явно сразу понял, что это дорога, по которой никто из нас не хочет идти, поскольку тут же сменил тему, заказал у официанта еще два напитка, несмотря на мои протесты, и одарил меня кривой улыбкой, за которой обычно прятался.

51. Аксель

Лея рассказывала мне о своих занятиях в университете, о том, что у нее остался только один предмет и последний проект, который она будет готовить в течение следующего года, о том, что она не уверена, чем будет заниматься дальше, о каникулах, которые провела с Оливером и Бегой в течение последних летних месяцев, о новых техниках рисования, которые она опробовала…

Я лишь увлеченно слушал ее, наблюдая за движением ее губ, пока раннее утро обнимало нас, а мы пропустили еще несколько бокалов. По моему настоянию мы разделили последний, красный, клубничный, потому что этот вкус всегда напоминал мне о ней. Она покраснела, когда я прошептал это ей на ухо.

Заиграл таксофон, и я встал.

– Потанцуй со мной, – протянул я руку.

– Нет, – засмеялась она. – Я слишком много выпила.

– Пойдем, я не дам тебе упасть. Буду крепко держать тебя.

Она снова засмеялась и оттолкнула меня, когда