***

- Великий князь, до тебя посол рязанский, - услышал я, стоя за дверьми в княжеские палаты Ярослава.

- Ты? – великий князь был обескуражен.

- Так, то я, великий князь, - ответил я, склонив голову.

Для меня стать послом рязанского князя было больше даже неким неординарным поступком, чтобы вот так ошеломить Ярослава. Жизнь и свобода посла неприкосновенны и я очень надеялся, что великий князь немного задумается и, может, станет больше ценить такого «самородка», как я. Ребячество? Несомненно, но как-то я же должен был «взбрыкнуть», ну не сориться же с Ярославом, право слово. А вот так, даже немного весело.

- И ты не мой боярин, а рязанский теперича? – мне показалось, что даже с некоторой опаской произнес великий князь владимирский.

Потешило самолюбие, нечего сказать. Но перегибать палку то не стоит, все же все мои поместья на землях Ярослава.

- Твой я боярин, князь, ты же старшим братом назвался для Рязани, так пошто я не твой боярин? – через небольшую театральную паузу сказал я, продолжая куражиться.

- Ты боишься меня, тому и упросился послом стать? – проявил понимание Ярослав.

- Холодно в порубе, - все же не выдержал я и, немного завуалированно, намекнул великому князю на некоторые обстоятельства, впрочем, Ярослав решил не обращать на то внимание.

- Так, холодно и есть. А Филиппу да Нечаю треба то сказать, что нашелся ты, а то воны ноги сбили бегать за тобой, - уже и князь усмехнулся.

Глава 8. Затишье

В этот раз общение с Филиппом и Ермолаем было более дружественное. Я, пусть и так, по-детски, но отомстил им. После того, как они поняли, что я сбежал, за мной и Юрием устроили погоню с привлечением двух сотен ратников. Мы же, как оказалось, хорошо замели следы и вначале друзья, все же считаю их таковыми, пусть и пока с оговорками, подумали, что я отправился в Ригу. Послали к Вячко весточку, выслали людей и в поместья и сейчас только ждали новостей. И это все в условиях отсутствия дорог, почтовых станций, да и малочисленности населенных пунктов для отдыха в пути. Замаялись, поди! А тут я такой счастливый и веселый и не упрекнешь же, груз предательства давит. Паразит я, устроил на пустом месте проблемы для многих.

Но пора было заканчивать с обидами и недомолвками. И окончательно растопить лед недоверия, как это часто случалось у русских людей во все времена, была призвана банальная пьянка. Вначале был если не пир, то большое застолье у великого князя, ну а после продолжение, а то в княжьих палатах лицо сохранять все равно нужно было. А княже демонстративно всем объяснил, что пригласил меня именно, как рязанского посла, имеет наш правитель чувство юмора, умеет стебаться.

Я не хотел злоупотреблять алкоголем, уже успокоившись, было желание просто в непринужденной обстановке поговорить. Но даже не представлял, как соскучился по напиткам из унжанского поместья, которых было более чем предостаточно у Филиппа. Пришлось напиться.

Были и пьяные слезы заверения в вечной дружбе и объятия и тоскливая рефлексия, все было, как и головная боль на утро. Однако, пользуясь тем, что моя регенерация не в пример лучше, чем у собутыльников, уже с рассветом я собрался уезжать из Владимира. Тем более, что город явно по уюту уступал той же Рязани, ну а по интригам давал фору и многим европейским городам. И тут еще, образно говоря, пахло большой кровью. Витало в городском, но между тем чистейшем воздухе, какое-то напряжение, виднелись последствия недавних событий по зачистке боярской оппозиции, как и монгольского не столько посольства, сколько центра разведки и шпионажа. Разрушенные и разграбленные усадьбы, хмурые и настороженные люди, никак не соотносились с моим отличным настроением, поэтому я поспешил на выезд.

С детьми совершить переход в тридцать километров в один день сложно, да и зачем, если можно было не спеша, благо погода была теплой. Постарались из унылого перехода создать настроение веселого путешествия в два дня, ну насколько это позволила сделать София. Единственное, что изрядно портило легкую радостную атмосферу, так это активизация мошкары и вечером было решительно невозможно от них отбиться. Даже детей пришлось намазать какой-то гадостью, что разила на метров пять вокруг, а Софии постоянно отгоняли гнуса няньки, но и они не за всяким насекомым могли углядеть. Но в целом, время, проведенное с семьей, давало сладкие ощущения отпуска, несмотря на неудобства перемещений в дремучем средневековье. Нас обхаживали и лишили всякой трудовой деятельности, всю работу по благоустройству бивуаков, как и ночевок, взяли на себя ребята из десятка Юрия, которые, было видно, очень гордились своим статусом стать приближенными ко мне толи послу рязанского князя, то ли боярину-воеводе, приближенному к великому князю.

По приезду во Владимир я запутался и уже сам не знал кто я сейчас. Имею ли отношение к воинской школе, которую сам и создал, кто я в иерархии княжества? Хорошо, что великий князь поспешил определить мой статус. Я все еще воевода великокняжеский, друг и соратник Ярослава, но после уже повторного заключение под стражу, считать другом Ярослава, я бы не стал. Но тогда, когда правитель будет играть в дружбу, конец государству, ну или ущерб. Екатерина, которую прозвали Великой, не исключение, раздаривая огромные средства фаворитам, но и из них друзьями, может, были только двое – Потемкин, да Орлов, остальные так - временщики. Так что буду полезным, тогда и отношения будут, а начну становиться на дороге у Ярослава, который превращается больше в абсолютного монарха, смахнут с шахматной доски. Или становится настолько сильным, чтобы отмахнуться от меня было просто невозможным. Думаю, что выберу промежуточный вариант, так сказать «золотую середину».

Важнейшим событием стала встреча и последующий разговор с Нечаем. С этим человеком не проходили никакие кривляния на тему «я обиделась», он просто отмахнулся, как нечто не существенное, и перешел к делу. А дела у нас были серьезные и не на одну тысячу гривен. В сущности, мы создавали государственную мощнейшую торгово-промышленную корпорацию, где я не имел перевес, но и обиженным не оставался. С планируемыми оборотами должно хватить на все свершения, решить бы проблему с монголами и точно заживем. Да и не стремился к тому, чтобы управление было за мной, чему имелся ряд причин.

Я испытывал катастрофический кадровый голод. Не было толковых управленцев и приходилось использовать в качестве таковых самих ремесленников.