– Да, с удовольствием, – сказала Берта и посмотрела на свою лапу, заклиная её вновь стать человеческой рукой. Невероятно, но та подчинилась. – Но эта история с Миллингом… Мы можем ещё как-нибудь об этом поговорить?

– С этим покончено. Всё в прошлом. Вопрос закрыт.

Ком застрял у Берты в горле, во всяком случае, так ей показалось.

– Нет, не в прошлом! – крикнула она.

– Так, Берта Мак-Нелли, быстро в свою комнату! – зарычал отец. – Про ужин можешь забыть. Сегодня, кстати, твоя любимая курица с картофельным пюре.

Не говоря ни слова, Берта развернулась и медленно поднялась по лестнице в свою комнатку над магазинчиком. Ей сейчас всё равно ничего в горло не полезет. Отец так ничего и не понял, совсем ничего, он даже не захотел признать, что случилась несправедливость. Не говоря уж о раскаянии. А что это значит для неё? Сможет ли она теперь смотреть в глаза Карагу, Тикаани, Холли и остальным?

На завтрак ей разрешили спуститься. Отец как раз болтал с матерью. Он пожарил яичницу с беконом, запах стоял просто потрясающий. Но Берта съела совсем чуть-чуть – в наказание, которому она сама решила себя подвергнуть. Это придало ей сил.

– Я хочу вернуться в Йеллоустон… и провести остаток каникул там, – сказала она родителям.

В воздухе повисла обида.

– Но что ты собираешься там делать? Сейчас каникулы, школа закрыта. Где ты будешь спать?

– На улице, – решительно сказала Берта. – Я собираюсь пожить пару недель в обличье гризли.

Мать выронила вилку с яичницей, и та упала на пол.

– Давай-давай, может, тогда ты поймёшь, что в жизни не всё так просто, – поддел её отец, вгрызаясь в кусок бекона, и его лицо при этом случайно превратилось в мохнатую коричневую морду.

Мать вскрикнула от ужаса и опрокинула тарелку. Теперь её порция бекона тоже валялась на ковре.

– Берт Мак-Нелли! Прекрати немедленно!

– Извини, – пробормотал тот и попытался превратиться обратно. Морда исчезла, зато появился мех на ушах. Да, ему бы не помешало взять парочку уроков у мистера Элвуда.

Берта больше ничего не сказала. Конечно, ей будет непросто. Впрочем, жизнь медведицы не так уж плоха. Тебе не нужны ни парикмахеры, ни диеты, ни учебники, ни тридцать видов рыболовных крючков!

И всё равно на сердце тяжёлым свинцом лежала тоска. Не исключено, что ей навсегда придётся остаться в дикой природе и она никогда не вернётся в школу – ведь там она для всех предательница.

Время пролетело очень быстро, и вот уже мама отвозит её в Йеллоустон.

– Будь осторожна и держись подальше от… э-э-э… настоящих медведей, – сказал отец и обнял её.

Берта кивнула. На глазах у неё, несмотря на всю решимость, выступили слёзы.

Поздно ночью мама высадила её на парковке, подождала, пока она превратится, и, быстро махнув рукой, уехала. Неужели она её боится?!

Как же хорошо снова оказаться в дикой природе! Берта нашла несколько хрустящих, как чипсы, корней, а потом попыталась, правда не слишком удачно, поймать в реке Снейк рыбу. Приятно устав от этих хлопот, она вырыла углубление для сна – они проходили это на уроках звероведения – и поняла, что это действительно очень удобно: можно отлично выспаться. Ну разумеется, если ты медведь.

И всё было так хорошо… но только через три дня случилось то, чего Берта очень боялась. Она услышала в голове чужие мысли – поблизости были другие оборотни! – и замерла от ужаса.

Это были Холли, Тень и Сумрак. Что будет, если они увидят её? Может, скажут, что бывшим фанатам Миллинга здесь не место? Или что Берта тоже виновата в гибели их товарищей и что её нужно судить, как и других приспешников Миллинга? Может, лучше скрыться в подлеске, пока эта спорящая троица её не заметила?

– Вы в самом деле думаете, что вороны умнее белок? – спросила Холли, балансируя на ветке. – Только потому, что вы, пернатые, узнаёте себя в зеркале? А может, вы просто тщеславны и проверяете, все ли пёрышки лежат как надо?

– Ну конечно, так оно и есть, – довольно согласилась Тень, сидя на ветке над белкой. – Поэтому мы всегда выглядим элегантными, а вот тебе, честно говоря, не мешает время от времени вылизывать свой мех.

– Точно, он выглядит так, словно ты старая… как называются эти штуки? А, старая плюшевая игрушка, – добавил Сумрак. – На, съешь этого жука: от него шерсть блестит – супер, честно!

– Ха-ха, а может, мне ещё съесть немного грязи и навоза вапити? – И Холли покрутила лапкой у виска. – Я тебе покажу, что ты можешь сделать со своим жуком, ты…

И тут вдруг её однокашники замолчали, и Берта судорожно сжалась. Они её увидели. Что неудивительно – эту меховую гору трудно не заметить.

– Привет, – сказала Холли. – Ореховый день сегодня, правда?

– Мы думали, ты на Аляске, у родителей, – сказал Сумрак и почистил клюв о кору дерева, на котором сидел. Его чёрное оперенье отливало на солнце синевой.

– Я… э-э-э… я так и собиралась, – запинаясь, пробормотала Берта, пытаясь понять, может ли она довериться Холли и остальным. Может ли рассказать им о том, что произошло. Но не успев как следует поразмыслить об этом, она объяснила: – Но я… гм… я поссорилась с ними. Из-за Дня мести.

– И? – Холли раскачивалась на ветке, с нетерпением ожидая ответа.

– Я сожалею о том, что произошло, а они нет, – коротко сказала Берта.

– Ах ты сломанное крыло! – воскликнула Тень, но не с упрёком, а скорее с сочувствием. – Но ты хотя бы попыталась.

– Было наверняка непросто говорить с ними об этом? – Холли прыгнула Берте на спину, потом перебежала на голову и уютно устроилась между её мохнатых ушей. – Можешь нам потом при случае всё подробно рассказать. Мы, кстати, направляемся к нашему любимому месту кормления. Пойдёшь с нами?

– Там невероятно вкусные ягоды, – мечтательно сказал Сумрак. – Их хочется есть и есть, даже если уже сыт.

Берта почувствовала, как легко стало у неё на душе. Так легко, что ей показалось, она сейчас взлетит.

– Да, – ответила она. – Да, я с вами. Вне всяких сомнений. Пошли?

Бизон в море

Брэндон, бизон

Летние каникулы после Дня мести

Бизону на пляже делать нечего. Это же очевидно. Брэндон лежал на полотенце на пляже Вайкики-Бич и чувствовал себя просто ужасно.

Гавайское солнце нещадно палило, солнцезащитный крем покрывал кожу скользкой плёнкой, а вокруг лежали толпы людей