Шрифт:
Закладка:
И все же Новый, 1946 год мы с женой встретили в приподнятом настроении. Да, трудились до изнеможения. Ютились в тесной каморке. Случалось, спать ложились впроголодь. Но все это мелочи по сравнению с тем, что закончилась война, что мы остались живы и были вместе. Теперь уже навсегда.
Наверное, с такими же мыслями отметили наступивший новый год и все остальные минчане. А спустя три дня во многие семьи постучалась страшная беда.
3 января в расположенном на площади Свободы клубе НКГБ должен был состояться бал-маскарад. Перенесли его на этот день по банальной причине. В новогоднюю ночь не было света. Ожидалось, что в торжестве примет участие чуть ли не все руководство республики. Развлекать публику должны были известные артисты и духовой оркестр Белорусского военного округа. Поэтому пригласительные билеты получили только избранные: отличники учебы, дети партийных и государственных работников, молодые офицеры. Была и еще одна причина особой строгости к проведению рядового развлекательного мероприятия. Во время оккупации в этом доме находилось гестапо, весь архив которого после освобождения Минска достался советским спецслужбам. В соседнем крыле здания работала комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их пособников. Учитывая чрезвычайную важность документов, вход в эту часть здания, в подвале которого содержались к тому же находившиеся под следствием пленные немцы, был закрыт и находился под усиленной охраной.
Помимо, как сказали бы теперь, VIP-персон, небольшой группе счастливчиков пригласительные билеты достались по знакомству. Дочь коменданта НКГБ, Героя Советского Союза, командира легендарного отряда «Храбрецы» Александра Марковича Рабцевича Люся пригласила на вечер свою подругу Юлию Чижик.
В райкоме комсомола предложили два билета и мне с Анной. Но мы отказались. Было неудобно идти на торжество в гимнастерках.
Перед главным залом на третьем этаже устроители бала оформили «комнату сказок». Все делалось для того, чтобы молодежь отвлеклась от страшных будней войны. Гостей встречали Дед Мороз, Снегурочка. Очень многое из украшений было изготовлено из легковоспламеняющихся материалов. Некоторые приглашенные щеголяли в маскарадных костюмах, пошитых из марли и бумаги.
В зале играл духовой оркестр, молодежь танцевала. И вот наступила кульминация праздника, когда на новогодней елке должна была загореться гирлянда. Звучала мелодия популярного танго «Утомленное солнце». Когда после слов «Елочка зажгись!» кто-то в испуге выкрикнул: «Пожар!», танцующие восприняли это как очередной новогодний розыгрыш. Но это была не шутка. На то, чтобы, вспыхнув на гирлянде, пламя охватило весь зал. буквально начиненный горючим материалом, потребовались мгновения. Поняв всю серьезность ситуации, гости бросились к лестнице, ведущей наружу, но и там бушевал огонь. А лестница между этажами оказалась перекрытой коваными воротами на замке. На мольбы открыть их часовой, сам задыхаясь от едкого дыма, твердил: «Не положено!» Осознав, что иного выхода нет, мужчины стали выбивать окна. Кому-то удалось выбраться на чердак и оттуда по водосточной трубе спуститься вниз. Но большинству пришлось прыгать с третьего и второго этажей.
Лилия Чижик, та самая девушка, для которой билет «достал» комендант НКГБ, чудом спаслась, выпрыгнув из здания. Оказавшись на улице, она искала Люсю Рабцевич, но безуспешно. После того, как пожар будет потушен, на пепелище отец найдет лишь браслет дочери.
В ту страшную ночь в огне по разным оценкам погибло нескольких десятков (если правильно помню, 28) молодых парней и девушек. Все они были минчанами и похоронены на военном кладбище, слева от воинских захоронений, если смотреть на могилы Купалы и Коласа.
4 января 1946 года в Минске прошло экстренное заседание бюро ЦК КП(б)Б, на котором пожар квалифицировали как «ЧП, имеющее политический характер». Секретарю Минского горкома партии Горину, секретарю ЦК ЛКСМБ Зимянину и секретарю горкома по пропаганде Молочко объявили выговоры. Директора клуба осудили на 6 лет тюремного заключения, а коменданта Рабцевича арестовали, но вскоре выпустили. Посчитали, что гибелью дочери он искупил свою вину сполна.
Следствие не сумело ответить на вопрос о причине пожара. Наряду с обычной халатностью рассматривалась версия о предумышленном поджоге. И для этого были основания. В архиве гестапо находились личные дела агентов, осведомителей и пособников оккупантов. Не все они ушли с немцами на запад, некоторые остались в освобожденной Белоруссии и прекрасно понимали, что ждет их после ознакомления спецслужб с этими документами…
Похоронив жертв пожара, вернулись к делам обыденным. 9 января 1946 года состоялось расширенное заседание бюро Минского горкома партии, на котором обсудили итоги восстановительных работ в прошедшем году. Поводов для самоуспокоения было немного. Частично восстановленные предприятия: фабрики имени Кагановича, имени Тельмана, имен Куйбышева, «Коммунарка», мясокомбинат, заводы имени Ленина, «Большевик», имени Кирова, хлебозаводы № 1 и № 2 и некоторые другие произвели продукции чуть более трети от довоенных объемов. Отремонтированы 12 км трамвайных путей, открыто автобусное движение по шести маршрутам. На четырех заводах налажено производство кирпича, возобновили работу шесть высших учебных заведений и 22 средние школы, шесть больниц, шесть поликлиник, свыше 100 магазинов и 112 столовых. Но целый ряд плановых заданий оказались невыполненными. Слишком медленно велось восстановление и строительство жилья. Город утопал в мусоре. Постановление горкома обязало руководителей предприятий принять незамедлительные меры к исправлению недостатков…
Возмездие
В конце января 1946 года произошло событие, приковавшее к себе внимание всех горожан. 15 января в Минске, в помещении Дома Красной Армии, начался открытый процесс против группы фашистских преступников, захваченных в плен в ходе операции «Багратион». Такие суды проходили тогда во многих городах страны.
В зале на всех заседаниях присутствовало около тысячи человек, представлявших области и районы БССР. Председательствовал генерал-майор юстиции Николай Кедров, членами суда были полковники юстиции Сахаров и Виноградов, секретарь суда - майор юстиции Иванов. Обвинение поддерживал Военный прокурор генерал-майор юстиции Леонид Яченин. Защиту осуществляли адвокаты Михальский, Бедросов, Савенко, Татаринцев, Гаврилов, Плевако и Петренко. Один из подсудимых (Ф. Гесс) от услуг адвоката отказался и защищал себя сам.
18 обвиняемых сидели на двух простых деревянных скамьях, установленных боком к зрителям. Среди них были генералы и офицеры, унтер-офицеры и рядовые солдаты, представители вермахта и войск СС, полиции, гестапо и жандармерии, члены нацистской партии, гитлерюгенда и беспартийные. Речь прокурора заняла целый день. Подсудимые обвинялись в истреблении мирных советских граждан, зверских расправах и издевательствах над военнопленными, массовом угоне гражданского населения в немецкое рабство, разрушении
