Шрифт:
Закладка:
— Строгая тетушка Полли, как у Тома Сойера?
— Ну, как строгая, — задумалась Сима, попутно подумав, что надо перечитать «Тома Сойера» — Полина Андреевна стала ей настолько родной, что применение к ней слова «строгая» было забавным. — Просто не хочу ее беспокоить лишний раз… Ей все же девяносто.
— Сколько?!
— Вот да. Столько, — кивнула Сима. — Она чудесная, она молодец. Я могла бы ей позвонить, но вдруг спит? А мне нужно удостовериться, что с ней все хорошо… Я побегу тогда, ладно?
— От меня не убежишь, — вдруг строго сказал Алекс, и выражение его лица стало хищным: — А еда в твоем доме водится, или квартирная хозяйка съела все булочки, которые ты пекла утром?
Он запомнил и про булочки! И… «От меня не убежишь!» Никуда я не хочу от него убегать…
— Да у меня полно еды, я очень люблю готовить… Ты хочешь приехать ко мне?!
Глаза Симы распахнулись.
— Еще как хочу. Если тетушка Полли нас не выгонит…
— Не выгонит, — засмеялась она.
Он вызвал такси. По такому времени им повезло не попасть в пробки, и они добрались довольно скоро. В машине они целовались. В лифте тоже…
— Все-таки я тебя съем, не дождусь булочек, — пошутил он.
— Нет-нет, — заторопилась она. — Голодный мужчина — это непорядок, срочно кормить…
Они вошли, и Сима приложила к губам палец. В квартире было тихо. Сима жестом показала ему на свою дверь, а сама прошмыгнула на кухню. На холодильнике, прижатая магнитным дракончиком, белела записка: «Я поела, полуношница. Сплю».
Она быстро провела ревизию холодильника, хотя и помнила, что «есть и первое, и второе, и компот». То есть булочки. Они с Полиной Андреевной были малоежками, но еда у них благодаря Симе всегда водилась, и Сима была счастлива, что может накормить и голодного как волк мужчину.
Быстро разогрела в микроволновке разносолы, уставила поднос и вошла в свою комнату, где ждал ее изголодавшийся Алекс.
Он ждал! Он у нее дома!
Она смотрела, как он ест. Для женщины такое счастье — смотреть, как ест ее стряпню мужчина, которого она любит. И Сима не могла не сравнивать, хотя и под пытками не призналась бы в этом. Но Сергей ел сосредоточенно и жадно, как человек, который присел ненадолго, но скоро ему надо бежать по делам, а Валентин причмокивал. Когда-то ее это умиляло, а теперь она поняла, что умиляться было нечему — надо сказать, было это противненько. Но, как говорится, любовь глаза застит.
Алекс ел обычно. Да, он было изрядно голоден, Сима знала это, и он сам несколько раз ей это повторил. Но никакой торопливости, никакой жадности в движении жующих челюстей. Просто мужчина. Красивый. Просто ест. С удовольствием ест то, что она приготовила…
«Не идеализируй», — раздался в голове Симы насмешливый голос тетушки Полли — ну вот, к ней уже прилипло прозвище, которым он наградил ее квартирную хозяйку…
Она успела поставить и кофе и сварила его, пока Алекс ел.
— Обед, кофе и булочки с корицей… Теплые… Волшебство какое-то, — признался Алекс. — Ты фантастическая женщина.
Сима понимала, что он шутит, что это просто его благодарность за то, что он насытился, — но ей было очень приятно. Сама она отщипнула от всего понемногу — есть ей не особо хотелось. Ей хотелось только одного. Алекса…
И они оба поняли, что расстаться просто не в силах.
Называйте, как хотите — наваждение, любовный угар, помрачение, «солнечный удар», как у Бунина, — и все будет правдой. Эти моменты и есть сама жизнь…
Часть II
Это мой крест
Глава 5
Роковая пропажа
Алекс остался у Симы, и она как знала, как чувствовала — простыни были свежими, застеленными утром.
«Наш третий раз», — думала Сима в восторженном изумлении, и этот «их третий раз» оказался волшебнее предыдущих.
Вот так совпало — обоим было ясно, что физически они словно созданы друг для друга.
— Я люблю тебя, — вырвалось у Симы под утро.
Оба замерли. Она — от неожиданности и, пожалуй, невозвратности слов, которые уже выпорхнули, не поймаешь. Слова ведь не воробушки. Такими словами не кидаются… Он тоже замер — немного настороженно. Именно потому, что такими словами не бросаются.
Сима заглянула в себя, очень глубоко, и твердо и спокойно повторила:
— Я люблю тебя.
Он смотрел на нее непонятно — словно боялся спугнуть что-то. Ощущение момента?.. Не ожидая ответа, она накинула халатик — тот же, который надевала в перерывах между позированием в студии, — и пошла варить утренний кофе.
На холодильнике была новая записка: «Я в порядке. Не голодаю. Буду интернетить. Отдыхайте».
«Невероятно деликатный человек моя Полина Андреевна, — улыбнулась Сима. — Интересно, буду я такой же понимающей в ее годы?.. Если доживу, конечно…»
Она не торопилась обратно в комнату, ей надо было опомниться. Ведь, в самом деле, эти слова, «я люблю тебя», произносят не просто так. И она только сейчас сделала открытие — а ведь она их и не произносила.
Вы спросите: «Как же так?» И еще, вероятно, скажете: «Да не может быть!»
Может. Представьте, может.
Нет, Сима конечно, говорила эти слова маме, и очень даже часто. Но Сереге? Несмотря на то что он был ее первым мужчиной и мужем, ее не тянуло сказать их. И он тоже никогда не говорил жене этих слов. Он был человеком дела, и брак их словно был неким договором, который она, по его мнению, нарушила, не родив ему потомства… А ведь женщине так важно не просто говорить, а повторять эти слова периодически! Ей жизненно необходимо слышать: «Я люблю тебя», — иначе она потихоньку зачахнет!
А Валентин? Он — да, он говорил ей эти слова. Потом она узнала, что не только ей. Но это потом. А тогда она, улыбаясь, отвечала ему: «Ты милый». Она не хотела врать. Да, он был ей очень мил. И этого «обмена любезностями» им было достаточно.
Но Алекс… Какое же все-таки странное имя, словно он англичанин, американец — словом, какой-то иной. Оно, пожалуй, слегка царапало ее слух. Он Леша, ее Лешенька. Хотя она бы не решилась назвать его так вслух…
Она любила этого человека — его запах, дыхание, прикосновения, шорох ресниц, неровность его характера. Сима сейчас поняла сию истину совершенно отчетливо и готова была жизнью ответить за каждое из сказанных ею трех слов. Какая разница, как его зовут? Она любила его и была счастлива.
И, сама того не зная, она почти процитировала Джульетту: «Что значит имя? Роза пахнет розой,