— Где были, куда ходили, приходил к вам кто?

— Были только здесь, у вас, и у него в лофте, — торопливо ответила Сима. — Ну, в супермаркет еще заходили. Если там потерялся, это просто ужас… Там же отделов полно и толкотня! А к нам не приходил никто.

— То есть три места, — уточнила Полина. — Лофт, твоя комната, магазин. И куча мест здесь и в лофте. Кровать, ванная, туалет, прихожая, коридор, лестницы…

— В общем-то, да, — поражаясь, как Полина все за секунду разложила по полочкам, — воскликнула Сима.

Хотя она и сама это знала. Но Сима была в состоянии, близком к панике, в отличие от собранной и хладнокровной лиловой дамы. Она сорвалась с места, побежала в ванную, хотя Алекс у Полины уж явно ванну не принимал, заглянула в туалет. Ничего не было. Осмотрела обувь на коврике в прихожей, встряхнула каждую пару. Нету.

Вернулась в гостиную.

— Он на шнурке был или на цепочке? — уточнила Полина.

— На цепочке… Странная такая цепочка, необычная. Как будто плоская, но не плоская, — начала вспоминать Сима.

— Похоже на панцирное плетение, — прикинула вдова. — Мужчине его статуса подходит. Вид у него вполне породистый, хороший у тебя вкус.

Сима вздрогнула:

— А где вы его видели?

— Ты забываешь, что у меня есть балкон и бинокль, — пояснила та. — Видела, как вы выходили вчера утром.

Сима только головой покачала:

— Вас бы в разведчики! Мы думали, что не шумели…

— А вы и не шумели.

— Мурашки от вас, — призналась Сима.

— Ну, лучше от меня, чем у меня, — резонно отозвалась Полина Андреевна. — Моя версия — вы просто еще не нашли креста. В магазине, даже если бы порвалась цепочка, он выпал бы не на пол, а, извини, ему в штаны, в брючный пояс. А брякнул бы на пол уже дома, когда раздевались — здесь или там.

— Я ведь все обыскала, — убито покачала головой Сима. — И там, и тут.

— Значит, не все, — невозмутимо возразила лиловая дама. — Не переживай так. Он же не мог провалиться сквозь землю. Помню, я по молодости посеяла золотую сережку. Здесь, в гостиной. Переживала — ужас, их ведь Миша подарил. Тоже, казалось, потерялась безвозвратно — канула, растворилась. Но так не бывает. У нас все-таки материальный мир.

— И что же? Нашлась? — немного успокаиваясь, полюбопытствовала Сима.

— Нашлась, — кивнула Полина Андреевна. — Через год. Есть хороший способ что-то найти — перестать искать. Так получилось и у нас. Миша передвигал комод, чтобы тумбочку в угол втиснуть под фикус, и сережка обнаружилась именно под комодом. А я ведь там подметала, чуть ли не каждую пылинку просеивала. Сережка просто отскочила и провалилась между половицами, не очень глубоко. Веник ее достать не мог, а когда комод ушел с «насиженного места», она сразу и блеснула — нате вам. Радости было! Так что…

— Просто так этот крест не отскочит под комод или шкаф, — вздохнула Сима. — Он довольно массивный. Но не настолько, чтобы порвать цепочку…

— Не думаю, что она вообще порвалась, — заметила Полина Андреевна.

— А как же…

— У цепочек есть одно уязвимое место — замок. А крест, как ты говоришь, массивный. Вот и делай выводы.

— Я даже не подумала, — пробормотала Сима. — Да, действительно, могло разогнуться что-то в креплении замочка… Я позвоню ему!

— Зачем? Чтобы порадовать его этим открытием? — возразила лиловая дама. — Когда крест найдется, тогда и позвонишь. Или он позвонит, обрадует. Не стоит мельтешить. И не названивай мужику каждые пять минут, уважай себя.

— Вы думаете? — немного сникла Сима.

— Причем всегда, — кивнула Полина Андреевна. — Пойду-ка на балкон, покурю.

— Можно с вами?

— Накинь только что-нибудь. Утро прохладное, как будто и не лето вовсе.

Они обе закутались в пледы. Балкон у Полины Андреевны был хорош. И вместительный, и добротный, и уютный, и чистый. И свободный. Полковничья вдова не походила на прочих старушек, которые забивали свои балконы и лоджии всякой рухлядью. «Ненавижу, когда свое жилье в помойку превращают, — презрительно отзывалась она о людях с “синдромом Плюшкина”. — Да, это болезнь. Но всякую болезнь можно вылечить — самодисциплина на что?!»

Она искренне полагала, что различные болезни можно вылечить не только медикаментозно, но и силой воли и силой духа. Казалось бы, мистика, но Полина самим своим существованием опровергала мистическую подоплеку этой теории. Все-таки дожить до ее лет в ясном уме, твердой памяти и неплохом здоровье дорогого стоит. Раз в несколько лет и ее мог достать какой-нибудь вирус или ломота в суставах, но всегда обходилось кратковременным вызовом на дом врача или знакомой медсестры. А уколы Полина Андреевна и сама себе довольно лихо делала. «С двух рук, по-македонски», — шутила она.

Так что на балконе у нее не было ничего лишнего — стояло небольшое плетеное кресло, как говорила про него сама Полина, «неубойное», и круглый стеклянный столик с хрустальной пепельницей, которую она сама, а потом Сима каждый день отмывали до блеска. А Сима захватила себе небольшой пуфик.

Так они и сидели в пледах, глядя на кроны деревьев со второго этажа.

— Лучше расскажи, как у вас дела обстоят с вашим романом, — сощурясь сквозь дым, предложила Полина. — Чем живете, о чем говорите?

— Я ему в любви призналась, — сказала Сима. — Вчера.

— О как. Крепко… А не рано ли?

Жиличка покачала головой:

— Не думаю. Я ведь не всем подряд это говорю. Да если честно, никому и не говорила. И… я сделала это… не для чего-то. Просто не могла не сказать.

Полина Андреевна промолчала, затем спросила:

— Как он отреагировал?

Сима неохотно пожала плечами:

— В общем-то, никак. Растерялся. Но я же и не требую ни ответа, ни взаимности.

— То есть снова поставила на себе крест, — резюмировала Полина Андреевна. — С таким подходом к жизни тебе будут попадаться только Сереги и Валентины. Может быть, перестанешь себя гнобить уже?

Теперь промолчала Сима. Она задумалась. Да, как-то так получалось, что она всегда признавала за собой роль человека второго сорта. С мужчинами. С москвичами. Как будто ее саму, Симу, и уважать не за что.

— Ну, может быть, это действительно мой крест?.. — пробормотала она. — Как ни каламбурно звучит.

— Даже если ты человек жертвенной природы… — начала Полина и махнула рукой, не закончив, но Сима и так все поняла.

— Я тогда еще расскажу, — негромко сказала она. — Мне кажется, с Лешей какая-то беда…

— Его Леша зовут?

— Он себя называет Алексом, а я его про себя называю Лешей, только ему не говорю, — смущенно призналась Сима. — Так вот, он ведет себя