Шрифт:
Закладка:
РЕЛИГИЯ ИСТОРИКОВ
В истории, начавшейся после Христа, Писание живет Преданием и становится им. «Христианство – религия историков», – как говорит о. Георгий Флоровский, придавая, однако, термину «историк» еще слишком традиционный смысл. Христианство – религия историков прежде всего в том смысле, что каждый из людей может обрести в себе историю Голгофы. Точно так же христианство может быть названо религией стоящих у Креста, но как бы ни было нас много, там нет толпы, ибо любой из нас может узнать и увидеть лицо другого. И на вопрос, как же нам все-таки жить с наследием двух или бесконечного числа Катастроф в сегодняшнем мире, можно было бы попытаться ответить так: «вспомнить» о них в Писании, усыновить их в Предании сострадания, ввести их в наш опыт веры. И даже конкретно: найти для них литургические формулы, достойные «творимых» евхаристических воспоминаний.
ЦЕРКОВЬ СОСТРАДАНИЯ
Можно ли включить в православное Предание память о ГУЛАГе и Холокосте? Смешная фантазия, особенно в те дни, когда все громче, наглее слышится шум голосов, требующий канонизации отца всех пытальщиков на Руси. Однако если память наша останется мачехой для всех чужих с их иной, непонятной нам неповторимостью, то все возрастающая толща и тяжесть этих чуждых для нас отношений со все большей силой будет сжимать наш сакрализованный островок, все толще будут становиться стены монастырей, не пропускающие вопли избиваемых и растаптываемых, все дальше будет жизнь, текущая где-то в стороне от нашего священного золотого потока. И все же если на Голгофе родилась Церковь покаяния, то разве не может она усыновить однажды и Церковь сострадания, которая, конечно, безмерно больше общины жалости? Потому что сострадание есть язык, на котором можно прочитать шифр неповторимости другого. Именно на нем написана первая глава всех наших святоотеческих сотниц о любви. Наступивший век – век чужеземца, век странника, как говорит мой друг и однофамилец о. Кристофер Зелинский, бенедиктинский монах и психолог. Мы вовсе не должны переходить из одной Церкви в другую, нам нужно лишь открыть ее в чужестранце, в народе Голгофы как новом таинстве во Христе.
Искусство быть человеком
Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее
БЫТЬ МАЛЫМ
…Подлинное искусство быть человеком заключается в том, чтобы быть малым. Стать как зерно горчичное, обрести нищету и пройти ее до конца. Положить ее к стопам Божиим. Одна за другой убрать кожаные ризы, которыми опоясался ветхий Адам. Никакая техника или медитация не выдаст нам секрета этого искусства. Оно начинается с отказа от обладания. Не собирайте себе сокровищ на земле (Мф. 6:19), даже самых высоких, невещественных сокровищ. Не превращайте мир Господень в частную собственность чьей-то души, не пытайтесь уместить его в своем коллективном чреве. Позвольте Богу войти свободно туда, где Он живет анонимно, без всяких прав и вида на жительство, дайте обнищать вашей душе, остаться нагой. Ему расти, а мне умаляться, по слову Иоанна Крестителя (см. Ин. 3:30). Такова формула обретения в себе человека. Она выражает опыт, противоположный «доктрине змея», обещавшего, что мы сравнимся с Богом в Его всезнании и владении. Но когда иллюзия такого равенства овладевает нами, нам хочется отменить и Его, и себя. Умаляться – сегодня, в новом тысячелетии Христовом, – значит отказаться от видения мироздания как продолжения своего перестраивающего, перекраивающего творение я. Вернуться к своей изначальной сути…
ПРИЗВАНИЕ-ОБРАЩЕНИЕ
Призвание человека – искать в себе «ветхий завет», чтобы сделать его новым и вечным в себе, прочитать неразличимые письмена Божии (Исх. 32:16), которые были некогда вписаны в нашу плоть, в наши гены, и «чувств простую пятерицу». Но ту запись нелегко отыскать, словно она кажется зашифрована. Не Бог скрывает ее от нас, мы сами ее прячем. Потому что так или иначе сознаём: добравшись до подлинного нашего я, нам уже не ужиться в прежнем. Ибо всегда легче спать, чем бодрствовать. То, что называют обращением, есть лишь пробуждение к любви Божией, заложенной в факте нашего бытия.
БЫТЬ НА МЕСТЕ
У всякого человека есть потребность самому разгадать правду своего бытия. Слишком часто – понимаешь это уже на закате – всей жизни нашей не хватает для того, чтобы «быть на месте» в момент посещения Божия, войти в эту радостную полноту присутствия или только прикоснуться к ней. Жизни мало бывает даже для того, чтобы только приблизиться к этой полноте. В обычной жизни мы не дома, не у себя, говорят нам и опыт, и вера. Подлинный человек, как настаивали Восточные Отцы, это не тот эмпирический персонаж, которого мы знаем, носим в себе, ведем по жизни и встречаем на каждом шагу. Это человек сокровенный, некогда сотворенный, вызванный умной, любящей силой, призвавшей его из небытия, Адам до его падения. Его следует найти, к нему следует вернуться. Может быть, обращение – это прежде всего обретение божественных корней, заложенных в человеческой природе. Живая вода, которая струится в тех корнях, шепчет нам, что Бог так возлюбил мир, что захотел, чтобы каждый из нас был соткан Его Словом еще до того, как был зачат. Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя (Иер. 1:5). Познание человека Богом оставляет свои прикосновения, вкладывает в него замысел, несущий в себе истину его существования. «Я познал тебя» – значит, подарил тебе частицу своего «Я», вошел в тебя любящей мыслью. Отпечатки той мысли – повсюду. «Для обладающих (духовным) зрением весь умопостигаемый мир представляется таинственно отпечатленным во всем чувственном мире посредством символических образов» (преп. Максим Исповедник).
ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА
Всякий человек рождается под знаком завета, заключенного уже самим фактом его создания. Предположим, при творении человека происходит совет на небесах, выносится «решение», вспыхивает мысль,
