настраивая бинокль, посмотрел в указанном направлении и увидел во втором ярусе свой бинокль. В него смотрел в сторону Ивана Михайловича другой гражданин. Гражданин увидел, что на него тоже смотрят, и прижал руку к сердцу, как бы говоря, что он душевно признателен Ивану Михайловичу за возможность посмотреть в его чудесный бинокль. А Иван Михайлович сделал жест рукой. Который должен был означать: «какие пустяки, всегда рад выручить». А гражданин вытянул руку с поднятым вверх большим пальцем, показывая, что бинокль отличный. А Иван Михайлович изобразил как мог, что бинокль Морской, адмиральский, от деда достался.

А гражданин скупыми, но выразительными средствами дал понять, что он все понял.

Кстати, и на сцене все тоже постепенно шло на лад. Иван Михайлович искренне порадовался за персонажей пьесы. Вообще ему нравилось в театре. Он подумал, что надо бы как-нибудь раздобыть сюда еще один билетик.

Огромный привет

В субботу ко мне заявился Петя Самолетов. Был Петя тяжело нагружен.

— Уфф! — сказал он, вваливаясь в комнату и отдуваясь как паровоз. — Еле дотащился. Сидор Егорович привет просил тебе передать.

— Спасибо! — поблагодарил я, принимая привет

— Что, горячий? — поинтересовался Петя.

— Нет, уже теплый.

— А когда передавал, был горячий. Я да$се пальцы обжег.

— Еще от кого? — спросил я.

— Еще от Алевтины Спиридоновны, Нонны Юрьевны, Игнатия Игнатьевича, Завихляевых, Гришки Рыжова, Верочки Загорулько, Воркуна-Звалдайского и Клары Шульц…

— Все, что ли? — спросил я.

— Нет, еще от Клавдии Ильиничны, Виктора Евстахиевича, Любовь Демидовны, Веры Сарафоновой, Кольки-лысого, Федора-маленького и Батонова Семена Алексеевича…

Петя выкладывал и выкладывал, пока на столе не образовалась целая гора приветов.

— Ах ты черт, а этот был с кисточкой! — вдруг сказал он.

— Куда же ты кисточку девал! — упрекнул я Петю.

— Оторвалась, наверное, по дороге.

— А этот от кого? — указал я на небольших размеров, но довольно симпатичный приветик.

Петр задумчиво уставился на него.

— Погоди, это, кажется, не тебе. Точно, не тебе. (То с юга, я одним знакомым обещал передать, и Петя спрятал привет обратно.

Мы еще некоторое время посидели в молчании, разглядывая кучу на столе.

— Ну, ладно, я побегу, — сказал Петя. — А то еще кое-куда заскочить надо.

— Постой, — задержал я его в дверях. — Что ж, так и пойдешь?

— А в чем дело? — настороженно спросил Петя.

— А приветы?! — сказал я.

— Кому? — спросил Петя.

— Каждому, кого увидишь! — безжалостно скакал я.

— Может, всем один общий от тебя? — предложил Петя.

— Нет, каждому, слышишь, каждому! И не просто привет, а пламенный. Скажи, я лично передаю.

— Хорошо!

— Смотри же, не забудь.

— Не забуду.

И Петя, пошатываясь от тяжести, вышел на лестничную площадку.

Часа через два после ухода моего приятеля в дверь позвонили. Я думал, что это жена, но это оказалась не жена. Это оказались такелажники в брезентовых робах.

— От Семибратовых, — сообщил мне их бригадир. — Огромный привет. Куда вносить?

— Идите за мной, я покажу, — сказал я, внутренне кляня все на свете.

— Давай, ребята, взялись, — скомандовал бригадир, и его молодцы впряглись в ремни. — Осторожна за косяк не заденьте, дьяволы!

— Сюда, сюда, направо, налево, в эту комнату, — руководил я. — Так, хорошо, ставьте.

От соприкосновения этой махины с полом стекла в окнах жалобно зазвенели и снизу соседи принялись колотить по батареям отопления.

— Вот, держите, спасибо! — передал я бригадиру три рубля.

— На девятый этаж перли, — сказал бригадир. — Такую дуру! Надбавь, хозяин!

Я выложил еще два рубля. Бригада удалилась.

Потом я услышал, как жена открывает своим ключом дверь.

— Ой! — вскрикнула она, входя в комнату и больно ушибаясь об угол привета. — От кого это?

— От Семибратовых, — объяснил я.

Жена присела на стул горько заплакала.

— Господи, уже и повернуться негде в этом доме, — всхлипывала она. — Все заставлено!

И как я из-под него пыль выметать буду? Скажи мне, как?

В этот момент в дверь-опять позвонили.

— Слушай, а давай не открывать, — сказал я. — Давай притворимся, что нас дома нет. Ну, зачем нам они все?

Я подошел и погладил жену по голове.

Она с надеждой подняла на меня глаза и улыбнулась сквозь слезы.

Простые совпадения

В этот день я ощущал в груди какой-то особый подъем, какой-то необыкновенный прилив творческих сил и мне не терпелось поскорее усесться за письменный стол. Я уже предвкушал тихие, ничем не омраченные радости творческого труда, но за завтраком мой сын уронил вилку.

— Кто-то придет, — отметил он это незамысловатое происшествие.

Как принципиальный противник всяческих суеверий и как отец я был не вправе пропустить мимо ушей столь вопиющие в устах молодого человека слова.

— Глупости, — сказал я. — Старушечьи сказки. Никто не может прийти от того, что ты случайно уронил вилку. Довольно стыдно студенту четвертого курса верить в подобные вещи.

Тут в дверь позвонили. Сын пошел открывать, с (казалось, что вилка предвещала визит его знакомой по институту.

Другой бы на моем месте, может быть, оставил Ом этот инцидент без внимания, но только не я. Ведь суеверие, подкрепленное стечением обстоятельств, могло еще больше укорениться в членах моей семьи, и и решил уничтожить его, пока оно еще в зародыше.

— Все это — простое совпадение, — сказал я. — Вот, — я взял и уронил половник. — Так что же, но вашему, теперь обязательно придет мужчина?

— Не мужчина, а женщина, — сказала бабушка.

— Тут вы меня не собьете, мама. Половник — мужского рода.

— Его еще называют поварешкой, — сказала бабушка и зашлепала на звонок.

— Входи, Семеновна, входи, — донеслось из прихожей.

Дело принимало серьезный оборот. Слабые средства тут уже ничем не могли помочь. Необходимо было предпринять самые энергичные меры по борьбе с невежеством, свившим себе гнездо в моем собственном доме.

Я схватил ящик, в котором хранился весь наш запас вилок, ложек и ножей, и поднял его над головой.

— Не делай этого! — взмолилась жена.

Но ничто не могло меня остановить в эту минуту. Металлические предметы со звоном рассыпались по полу, затем на несколько минут воцарилась тишина. Я прислушался к двери.

— Не успела тебя предупредить, — сказала жена, ползая на четвереньках и подбирая в фартук рассыпанную утварь, — что сегодня пятнадцать лет со дня моего университетского выпуска. Вся наша группа собиралась зайти.

— Проклятье! — вырвалось у меня. Этот возглас сопровождался красноречивым жестом, и я ненароком задел хрустальную вазу, которая не замедлила рассыпаться на мелкие осколки.

— Это к счастью, — тихо промолвила жена.

— Мама, папа, — раздалось за спиной.

— Что там еще? — я гневно обернулся и увидел в дверях милую парочку — моего сына и его институтскую подругу.

— Мы решили пожениться и уже подали заявление.

Я был вынужден прислониться