Шрифт:
Закладка:
Привет. Снова Алдо, пишу уже третье сообщение, хотя от тебя получил лишь одно. Я не жалуюсь, просто у нас с тобой сейчас разное восприятие времени, я все же большую часть сплю в криосне, а у тебя прошла пара недель, если не ошибаюсь. Думаю, уж что-то можно было написать, особенно когда я в прошлом письме просил прислать что-то от Тони и Тани. Представляешь, я даже перед этим письмом запросил у руководства сведения о вас: вдруг случилось что, а я и не знал. Но нет, к счастью, чему я безмерно рад, все целы и живы. Я не хочу наседать и требовать лишнего внимания, но тут я один и постоянно проверяю почту на предмет наличия весточки от вас, моей семьи. Если ты злишься, то лучше напиши большое гневное письмо, нежели игнорировать меня, пожалуйста, это важно для меня. Не то чтобы я тут с ума схожу – нет, все отлично, просто больше-то мне не с кем общаться. Ты и дети – единственная моя семья, и ты знаешь об этом. Конечно, тут нам предоставляют ботов для общения – этакая симуляция диалога с программой, но я даже приступать не хочу, все это фальшь. Даже представлять не хочу, как было бы трудно без криокамер, где один и тот же день, ужас. Ну а сама работа вдруг неожиданно стала превращаться в рутину, ответственную и важную, но уже без того волнения, как вначале, хотя пока было всего два объекта, но кажется, что ничего нового-то и не увижу. Последнее оказалось обычным космическим мусором – старый звездолет, насквозь пробитый и без признаков жизни, видимо, брошенный неизвестным владельцем, который забрал из него все ценное для перепродажи на черном рынке. Меня удивило, как на самом деле немного осталось, видимо, купить готовы многое, но не все. Так или иначе, я ощутил пустоту, когда работа была закончена, – знаешь, такую безоблачную и, я бы сказал, разочаровывающую. Но такова работа, жаловаться не смею, по факту проще ее не найти, особенно за такие деньги и условия, но все же есть некое чувство нереализованности. Вот таковы мои сводки. Знаешь, уж прости, но я ждал весточки от тебя. Правда, и я все больше думаю о нас с тобой, времени тут полно для размышлений, самое то, чтобы разобраться в себе. В каком-то смысле я вижу сейчас все случившееся более трезво, чем когда-либо. И я знаю, что мы договорились дать друг другу время, – но знаешь, по сути, уже дали, у меня времени тут более чем. А если бы не криосон, то даже представить страшно, как много. А с учетом того, где я, всегда есть риск не вернуться, а значит, надо ценить каждый момент, ибо он может оказаться последним. И я напишу сейчас страшное, но прошу, дочитай до конца. Эта мысль очень крепка, и я не могу не высказать ее, пусть это и трудно, но именно ради преодоления трудностей все это делается. Сейчас я понимаю, что не жалею об измене. Да, это было неправильно, несправедливо и нечестно по отношению к тебе и нашим детям. Но сейчас я понимаю, что это дало куда больше хорошего, нежели плохого. Разве нет? Когда ты забеременела, мы не были готовы и наши жизни сильно изменились, молоды были, глупы, но любили ведь друг друга – и любим, в этом я не сомневаюсь. Слишком многое на нас свалилось, и если твоя семья тебя поддерживала и у тебя был хороший пример, то у меня нет. Ты ведь помнишь мою мать – тот еще циник, если бы еще была жива и узнала о том, что я в космосе, то отказалась бы от меня, наверное. Я пытаюсь сказать, что, совершив этот тупой и ненужный на самом деле шаг – это оскорбление, я пришел к четкому пониманию, насколько сильно я ценю тебя и девочек. И, пытаясь загладить вину, я и смог повзрослеть, как бы тупо это ни звучало. Почти потеряв вас, я понял, как хочу не просто все вернуть, а сделать лучше, стать лучше ради вас, потому что вы – самое ценное в моей жизни. Я никогда не прекращал любить тебя, ты моя женщина и любовь на всю жизнь, пусть у нас и были трудности, и многие проблемы еще есть, но я не хочу терять это. Наша семья – это то, ради чего я готов бороться до конца, и поэтому я и стал Одиночкой. Мне кажется, так будет время и у меня, и у тебя все обдумать и взвесить. Наши ошибки делают нас сильнее – в это я верю, надеюсь, веришь и ты. Разве я не заслуживаю второго шанса? Думаю, что заслуживаю, особенно за все, что сделал для тебя и ради тебя. Так, на этом пока все: тут у меня система безопасности кричит о чем-то, надеюсь, что ничего страшного. Все, убежал, сразу дам знать, как и что, целую, всех обнимаю, люблю.
Первым проснулся Алден Закс. Верхняя часть крышки съехала вниз, стимуляторы просочились в организм, позволяя зацепиться руками за края и выбраться из своего, как он всегда называл в шутку, «гроба». Процесс происходил путем автоматической системы пробуждения после прибытия по заданным координатам. Потирая лицо руками, он уже уверенно стоял на ногах, надевая поверх обтягивающего термобелья штаны и накидывая сверху плотно облегающую куртку с капюшоном. Довольно крепкого телосложения, ростом под два метра, с небольшой рыжей бородой и такими же рыжими длинными волосами, скрученными обычно в пучок, Алден обладал глубоко посаженными глазами, выразительными бровями и скулами, слегка выпирающими из-под жесткой растительности на лице.
– Надеюсь, мы точно на месте, а не опять встряли куда-то! – пробормотал он тихим, низким и слегка хриплым голосом, чуть ли не ворча в присущей себе манере, пока сам выходил из отсека с криокамерами через небольшой шлюз прямо к мостику. Там за боковыми и торцевыми иллюминаторами обездвижено пробивались звезды, вплоть до момента, как были включены несколько потолочных ламп по краям. Глянув в иллюминатор справа, он не увидел ничего нового – все те же звезды. А вот слева наискосок от корабля находилась экзопланета. Из-за отсутствия солнца или какого-либо источника света поблизости она выглядит пугающим черным диском. Но интерес составляет совершенно не этот булыжник в космосе, а то, что находится на его орбите. Звездолет, ради которого они оказались здесь сейчас, был визуально потерян на фоне огромной экзопланеты, чей вид в такой близости даже пугает своим масштабом и кроющейся неизвестностью. Такие моменты он любил: ощущение величия огромного и неизведанного космического объекта, и даже при условии абсолютной безжизненности ему всегда нравилось быть в предвкушении покорения неизвестного. Любовь к этому стала главным аргументом в пользу того, чтобы оставить уже известную ему родную планету, всецело обратив внимание в космос, где таким, как он, всегда найдется место.
Алден удостоверился в правильности места прибытия, сверившись с маршрутами на карте, размещенной на виртуальной пленке между двумя иллюминаторами.
– Раз мы здесь, то пора и поработать, – вновь пробурчал он себе под нос.
Второй проснулась Ханна Прист: ростом под метр семьдесят, фигура ее была стройная и женственная, при этом все ее движения и осанка кричали о крепости тела и уверенности в силах мышц. Ханна обладала редкой и порой неоднозначной для стороннего глаза красотой: небольшие карие глаза подчеркивались зачесанными назад каштановыми волосами, завязанными на затылке резинкой, оголяя красивый и большой лоб, позволяя совсем чуть-чуть впалым щекам придавать лицу многогранность. Порой, взглянув на ее лицо, выловив ее взгляд, можно было считать ее самой красивой женщиной мира – но порой, если чуть сменить угол обзора, она преображалась в другого человека. Взгляд, наклон головы, все мышцы лица – она управляла ими так изящно и порой, казалось, неестественно, что однозначно понять, какую она испытывает эмоцию или какая мысль сейчас преобладает в ее голове, было невозможно. К этому еще и прибавляется то, как порой она сама не отдает себе отчет о внешних проявлениях, всецело погруженная в свой внутренний мир.
