Шрифт:
Закладка:
Боль пронизывала все тело так знакомо, будто кроме этого ощущения мира более ничего и нет для осознания себя как чего-то существующего. И, как бывает во время родов, то, что было только что немыслимыми страданиями и даже ужасом, сменяется чем-то пока не ограненным и непонятным, но ровно противоположным уже известному. Облегчение? Возбуждение? Может быть, что-то очень близкое к счастью, определение которому пока попросту отсутствует. Мышцы машинально заставляют конечности обозначать пространство для понимания местоположения носителя этих мыслей и множества вопросов, главный из которых: где я? Во рту было одновременно нечто сладкое и неприятно горькое, но стоило освободить лицо, как познание нового только началось: странная, ускользающая от пальцев жидкость была вокруг, разная на вкус, но в целом не очень приятная. Но все это быстро перестало иметь значение, когда началась боль в груди – да такая сильная, что хочется вцепиться руками и найти этот источник, но инстинкты требуют совершить акт насилия в противоположном направлении. Вцепившись руками в мягкую стену, пришлось использовать даже зубы, чтобы из последних сил оказаться в ином, совершенно неизвестном и от этого не менее пугающем месте. Легкие наполнились воздухом, мышцы заболели, понимание пространства вокруг отсутствовало – лишь холод да одиночество. Свернувшись калачиком, голое тело лежало на неровной поверхности перед инкубатором, откуда только что произошло настоящее рождение жизни, возможно, самое важное в этом месте. Медленные вдохи и выдохи, ощупывание поверхности под собой, плавное погружение в то, что ныне является реальным миром, где придется существовать вопреки всем преградам и трудностям, даже вопреки смерти. Тремор немыслимый, сил явно не хватает, но падения не происходит – ноги более-менее держат, а нащупав голову и лицо, пальцы смогли снять неизвестную субстанцию, благодаря чему такое понятие, как зрение, вновь обрело смысл. Редкие лучи пробивались из-под пола столбами, под разными углами разделяя этот мир на неравные части. Голубоватый оттенок позволял увидеть и новые цвета: зеленоватый с примесью фиолетовых линий, близких по определению к артериям этого организма, окутавшего почти каждый сантиметр небольшого зала. Сделаны неуверенные шаги, руки коснулись преграды, нами именуемой стеной, а для новорожденного создания это было единственным местом и домом во всем мире, которого попросту не существует. Одиночество стало первым сильным чувством, преобладающим над всеми вопреки жгучему голоду, болезненному холоду и ненавистному страху. Тело ужалось в угол, поджав ноги, а глаза так и бегали над худыми коленками из стороны в сторону, поглядывая на новый мир сквозь длинные свисающие волосы. Внезапно пришло осознание обоняния, начав нюхать сначала себя, порой задерживаясь на минуты ради усвоения сознанием странных элементов жизни, и вскоре изучению подверглось все видимое глазам. Неровный пол из того же местами мягкого, местами твердого биологического состава, попробовать на язык который также стало частью исследования, равно как и стены, но самое интересное оказалось посередине. Там находилось место пробуждения и рождения, разорванное полотно, жидкость внутри утопленного внутрь места – как раз под размер одинокого исследователя. На вкус ужасно, а голод начинает мучить так сильно, что почти теряется сознание, давая неким иным мыслям властвовать над телом. И тут неожиданно в сторонах от утробы началось движение кого-то или чего-то из-под пола.
Света не была уверена в том, что Октавия оставила желание залезть к ней в голову, но хотя бы на некоторое время можно не беспокоиться о новых попытках, во всяком случае, до момента, когда начальница вдруг снова не ощутит тягу к исследованию. Октавия же задумалась так, как это делают люди: чуть отошла в сторону, прячась в своих мыслях, и хоть все это было похоже на эмоциональное принятие, обе понимали, практически даже видели в ней процессы пересмотра приоритетов. Хотя на самом деле Октавия не адаптировалась под новые данные, не пыталась вычленить пользу из нынешней ситуации: все уже было ею сделано в момент гибели Клима и Хью, сейчас же она лишь искала изъяны, прежде чем сделать следующий ход.
– А что случилось с остальными? – неожиданно для себя самой выронила Октавия кратко и быстро, бесцветным тоном.
– Они мертвы, – через минуту ответила Света, находясь уже с другой стороны стола, а между ними напряженно стоял Наваро, спиной к выходу. Света не собиралась более делиться хрониками Вектора, чем лишь подчеркнула неизменный факт.
– Все это уже не важно! – строго и вновь беря инициативу, произнес Наваро. – У нас есть работа, которую еще делать и делать! Мне лично – отдельно сделал он акцент на этом для Октавии, – надо составить отчет о происшествии и затребовать наконец-то новых сотрудников и оборудование, хватит уже отчаянных шагов!
– Нет.
Наваро и Света неоднозначно посмотрели на вновь холодную и властную Октавию, чей взгляд притуплял желание инициативности на корню.
– Ты отправишься по указанным координатам, в помощь исследовательской группе.
Сложно понять чье удивление было большим – Наваро или Светы.
– Ты спрашивал, куда делась группа Пилигримов еще до твоего прилета? Я отправила ее на изучение нескольких объектов. Все три являются космическими кораблями, чья траектория полета в разные периоды времени пересекалась с Вектором до того, как мы взяли его в кольцо.
– Что они нашли? – с почти наивным интересом проронила Света, совсем не ожидая такого поворота событий.
– Первый объект оказался спасательным кораблем с Вектора, внутри были найдены тела и личные данные, все было изъято для дальнейшего перемещения сюда. Они должны были дать отчет об отправке второму, но перестали выходить на связь. А значит, вы отправитесь ко второму объекту и сделаете их работу.
– Как давно? – Наваро еще не знал, как отнестись к этой информации.
– В тот момент, когда ты попросил Свету стать сопровождением на Вектор, – укорительно произнесла Октавия, после чего продолжила с нескрываемым упоением собственной правотой: – Ты выполнишь этот приказ, потому что уже пытался руководить и от твоих рук погибли не только наши люди. Я беру ответственность за трагедию на себя, это позволит тебе выполнить мой приказ, а мне – быть уверенной в том, что ты выполнишь его безотлагательно!
– И сейчас ты совершаешь ту же ошибку, что совершил и я, рискнув всем и отправив Клима и Хью на Вектор. Раз они не выходят на связь, значит, что-то случилось, и нужно больше чем два человека…
– Больше у нас нет. Как и нет поддержки, пока мы не дадим повода.
– В смысле? О чем ты говоришь? – спросила Света.
– Мы – сами по себе. Руководство приняло решение не рисковать более жизнями.
– Твою же мать! – перебил Октавию Наваро. – Я думал, у нас будет больше времени, вот же…
– Мне кто-нибудь объяснит, в чем, сука, дело?!
– А дело в том, что поднимать шум вокруг Вектора – это, как бы тебе так объяснить, не слишком полезно для многих людей, чьи деньги, кстати говоря, финансируют это место и наши карманы.
