ему места в огромном центральном здании Хофбурга не нашлось, поселили в крыле Амалии. Это имя одной из прошлых императриц. Пришлось выходить на улицу и огибать по дорожке здание.

Не дошли. По дороге оказались насаждения высоких кустов, куда Пётр Христианович и был затащен девицей. И сразу качать и штормить её перестало. Стукнула кулачком не ожидающему Петру Христиановичу в солнечное сплетение, и когда он согнулся, впилась в него губами. Ну, ничего себе. Интересных принцессок тут в германских землях выращивают.

Провёл ей заднюю подножку князь, а чего, она сама первая начала поединок. Повалились на мягкую пушистую травку. Из дворца Хофбург продолжала доноситься музыка, в такт всё и проделали. Можно и мазуркой или лучше котильоном назвать. Ага, первый раз был мазуркой, а второй котильоном. Потом их вспугнули, ещё какая-то парочка решила кустики посетить. Принцесса поправила платье и потащила этого непонятливого медведя огромного в крыло Амалии. Там под скрип железной кровати продолжили танцы. Пришлось обучить Марию с Елизаветой новым танцам. Потом муж из армии вернётся, она его научит. Нужно же прогрессорствовать. Прогресс наше всё.

Глава 13

Событие тридцать пятое

Маскировка, господа,

Дело тонкое всегда.

На войне ли, на охоте

Или просто в обиходе…

Главное в армии это дисциплина. И в целом, где бы Брехт ни служил, он ею в первую очередь и занимался. Как с дисциплиной разберёшься, так всё остальное само придёт. И вот тут нашла коса на камень. Он их, этих черкесов, потому и с собой забрал, что оставлять этих товарищей в Питере чревато. Нет, грабить пенсионеров не пойдут, не тот менталитет, а вот во всех дуэлях, в каких можно, поучаствуют, и так как и на старуху бывает проруха, то и на них найдётся более меткий, более быстрый, более обученный. Вернётся из Европы, а аскерчи все полегли в холодную землю питерскую. Но и тут в Вене всё Пётр Христианович боялся этих товарищей одних в город отпускать. Языка не знают, обычаев тем более, взглянет на черкеса кто косо, а он за кинжал. Набежит полиция, и какой бы он не был ловкий и сильный, а с десятком не справится. Всё это Пётр Христианович раз десять с разными интонациями воинству своему разъяснил. Головой абреки качали, что, мол, не бухти, хан, всё поняли. Всё будет чики-пуки. Брехт не верил, уж больно рожи хитрые черкесы корчили, соглашаясь с ним.

В этот день он только вернулся от дедульки императрицы, как в кабинет влетел Ванька и завопил, что Марата Хавпачева ранили, весь в крови прискакал, черкесы в бой собираются. Ох! Пришлось бежать в казарму.

Ну, переборщил чуть сержант преображенец, он же Ванька. Нет, Марат и, правда, ранен. Ножом ему пропороли пузу. Только на счастье Хавпачева, или благодаря его ловкости, нож прошёл так, что внутрь брюшины не попал, прошёл вскользь, прорезав кожу на входе и на выходе. Василиса, уже рану промывала, а Шогенцугов на черкесов кричал криком гортанным. Наверное, про мам чего-нибудь, так как в ответ аскерчи глазами сверкали.

— Отставить! Давай, Марат, врежь правду матку. — Раненый стоически переносил промывание раны водой и спиртом. Воин, он терпеть боль должен, тем более в присутствии женщин и командиров.

— Аны дэнги у дэвушкы забрал. Я его остановыл. А тут пасан налытэл и … и ножом раныл. Я нэ догнал. Я найду.

— Зубер, твою дивизию, кто девушку в расположение пустил? И кому пришло в голову ещё и пацанов с ножами в часть приводить, — Пётр Христианович специально Ваньку валял. Нет, ну не могли же его ослушаться и в город одного Марата отпустить.

— Кхм. Он за травами пошёл, на рынок. Хотели готовить шурпу вкусную со специями и травами. — Поскрёб бороду как бы командир черкесов.

— Вона чё! А один-то почему? Почему Ваньку, там, не взял или Ефима? Он хоть чуть по-немецки говорит.

— Сам пошёл.

— Едрид твою налево! Я же говорил, вы головами кивали. Муса, следующим ты пойдёшь один? Или ты сам Зубер? Чего рожи кривите. Ещё бы сантиметр и распороли живот. Что бы я потом его жене говорил, что её мужа как барана на рынке зарезали, не в бою пал, а пацан на базаре в драке ему нож сунул?!

— Эй, зачем такое говорить. Здесь везде чужие, везде война. — Впрягся выздоравливающий Муса.

— Точно! Мать вашу, Родину нашу. Тут все чужие. Тут война, куда он один попёрся?

— Мы поняли, хан Петер. Больше такого нэ будет, — опять за всех Муса ответил.

— Ага. А я Дюймовочка. Зубер, расскажи какая дэвушка, какой деньги, какой малчик.

Получалось следующее. Купил Марат на базарчике, что в километре примерно от их казармы чеснока, укропа и прочей петрушки, и уже шёл назад, когда увидел, как вор срезает у девушки, что вместе с ним покупала травы, кошелёк с пояса, он воришку за руку поймал, и палец тому сломал. Наверное. Малчык завопил, и в это время на Марата сразу двое налетели. Один пацан толкнул его просто, а второй в это время в потерявшего равновесие Марата нож и сунул. С огромным трудом, балансируя на одной ноге, Хавпачев увернулся, но чуть запоздал, и нож в бок ему парень засадил. Крик поднялся на рынке, полицию стали звать. Марат воришку выпустил и поспешил к коню, чтобы в полицию не попасть. Вины никакой за ним нет, но лучше в полицию, как говорил князь, не попадать. Там сначала бьют, а потом спрашивают, кто такой.

Понятно. Брехт для одного своего дела уже подумывал, о том, как выйти на криминальных авторитетов. И словно наворожили, утром только по дороге к Карлу Фридриху Баденскому прикидывал Пётр Христианович, где можно воришек или бандитов найти, и пожалуйста, они сами на него вышли. Да ещё его человека ранили. Одно дело, когда ты приходишь к криминалитету всякому договариваться и совсем другое, когда ты в праве с них спросить. За ранение человечка князя ответят мазурики, а уж потом можно с ними и о деле поговорить. Русских в Вене должны бояться до икоты. Услышал мову и беги, чтобы пятки сверкали. Ничем хорошим для тебя встреча с русским не кончится. Черкесы не русские? Ну, это они так думают. А австрийские бандюганы должны думать по-другому. Да, вообще думать не должны. Должны бояться.

— Марат, сегодня встанешь с нар, ремня получишь. Лежи. Ты мне завтра для опознания нужен. Зубер, бери