пропасти и только тогда, убедившись, что нахожусь на безопасном расстоянии от обрыва, в изнеможении расслабил непослушные одеревенелые руки и, полный упоения, рухнул ничком на мокрый колючий щебень.

Разреженный воздух веял теплой сыростью. Солнце припекало спину. Каждой клеткой я впитывал жгучую горную теплоту и, блаженно жмурясь, улыбался баюкающему гулу водопада. Не знаю, сколько прошло времени. Краем глаза я видел, как Керн вытягивал лестницу, сматывал веревки и складывал все в рюкзак. Он нетерпеливо оглядывался по сторонам, дважды подходил ко мне и топтался нерешительно рядом, не говоря ни слова. Я прикрывал глаза и делал вид, что ничего не замечаю. Наконец он тронул меня за плечо, и я, точно сквозь сон, услышал далекий незнакомый голос:

— Надо идти.

Я заставил себя подняться и начал осматриваться, машинально отряхивая песчинки с одежды, рук и лица, обросшего светло-рыжей недельной бородой. Неподалеку от широкого каменистого ложа, откуда бурная речка срывалась водопадом на дно пропасти, громоздилась бесформенная куча гнилых черных бревен — вне всякого сомнения, остатки примитивного подъемника, возле которого разыгрывались драматические события, описанные Альбрехтом Рохом.

Впереди, за грудой черной гнили, начинался голый, слегка покатый склон, испещренный трещинами. А дальше, сразу за небольшим свободным участком пространства, на гладкий каменистый склон наползал раздвоенный язык огромного ледника, где, как крупинки пороха на обожженом теле, отчетливо выделялись вмерзшие обломки скал.

— Куда же теперь? — вырвалось у меня.

— Не заблудимся, — засмеялся Керн.

Мы двинулись вперед.

— Не нравится мне этот ледник, — засомневался я. — Боюсь, как бы он не проутюжил до самого дна наше озеро.

— Ничего, — отозвался мой спутник, — нам ведь нужно не озеро, а пещера.

Впрочем, мои опасения продолжались недолго. Километра три мы шли по бугристому, вспаханному ветром и солнцем полю подозрительного ледника, но затем застывшая лава вспученного льда свернула в межгорье, а прямо перед нами открылась панорама заснеженной долины.

Глубокая плоская котловина, окруженная частыми зазубринами горных вершин, чем-то походила на безжизненный лунный цирк. Кругом царили лед да снег. И только на самом дне мертвенным оловянным блеском играла вода. Поначалу могло показаться, что озеро тоже сковано крепким ледяным панцирем. Однако тусклый серый цвет неподвижной глади, окаймленной белой кромкой настоящего льда, слишком заметно выделялся на общем фоне синеющих снегов и не оставлял сомнения, что перед нами вода.

Лишь в одном месте однообразие белых и серых тонов нарушала необычная чернота — точно темно-бурая ржа разъела девственную белизну заснеженной горы, ближе других подступившей к озеру. То было жерло огромной пещеры.

* * *

Чудовищный разлом мало походил на вход в пещеру: не отверстие, овальное или квадратное, а гигантская трещина — как будто кто-то снизу раздирал гору надвое, но не смог разорвать до конца. Рядом с циклопической, жуткой трещиной, точно дырочки, проковыренные гвоздем, выделялись отверстия малых пещер.

Вблизи разлом ошеломлял еще сильнее, напоминая вход в узкое ущелье, стены которого незаметно сходились над головами. Отлогий склон перед ужасающим зевом пещеры усеяли крупные камни, кое-где между ними пробивался чахлый кустарник и трава. Дикое угрюмое место. Ничто вокруг не говорило, что когда-то здесь жили люди.

Не без труда удалось подобраться вплотную к входу. Казалось, что каменные глыбы чудом удерживаются на крутом заиндевелом откосе и готовы сорваться — чуть тронь. Опасливо протискиваясь сквозь проходы-ловушки, мы выбрались наконец на относительно свободную площадку перед пещерой и здесь, в трех шагах от стены мрака наткнулись на закопченную, полузасыпанную воронку с гладкими, точно оплавленными краями.

Керн придержал меня за рукав.

— Костер зороастрийцев! Теперь понимаете, почему Альбрехт Рох все время говорил об огненно-голубом столбе пламени. Здесь горел газ, который шел прямо из-под земли. Хотелось бы знать, иссяк ли источник газа.

Он склонился над воронкой и принялся расчищать ее руками. Я начал принюхиваться и, не заметив ничего необычного, спросил:

— Вы полагаете, что можно отравить воздух на таком пространстве?

Он что-то невнятно промурлыкал в ответ.

— И потом, — продолжал я, — у этой воронки такой безжизненный вид. Вряд ли оттуда что-либо сочится: ни одна пылинка не дрогнет. Давайте попробуем спичкой.

— Ни в коем случае! — Керн даже подскочил на месте. — А если газ просачивается где-нибудь в глубине? Представляете, во что превратилась пещера за несколько веков? Одна искра — и эта горушка взорвется, как пороховой погреб.

— Что же делать?

— Проверить. Я возьму фонарь и зайду поглубже. Если почувствую себя плохо — сейчас же вернусь. А коли ничего — пробуду в пещере минут пятнадцать и поворочу назад. Ну а потом — ничего не поделаешь — придется выждать: если за ночь ничего не случится, завтра безбоязненно двинемся вглубь.

Мне стало обидно.

— Почему же вы? Давайте я пойду. Вы уже были раз первым — взлетели. Теперь мой черед.

Но Керн не хотел уступать.

— Пойдемте вдвоем, — предложил он.

— Зачем же рисковать обоим?

— Да все равно, вряд ли что произойдет, — стал уговаривать он. — Сходим вдвоем, но недалеко.

Мы сбросили рюкзаки, достали по фонарю и вступили в непроглядный мрак. Узкие лучики света беспомощно вязли в чернильной тьме. О действительных размерах пещеры можно было только догадываться по шаркающему эху шагов, которое изредка раздавалось высоко вверху под невидимыми сводами. Мы осторожно продвигались вдоль левой стены. Поначалу она, как и положено всякой нормальной стене, тянулась прямо — с полу вверх, затем стала наклоняться куда-то в глубину и наконец распалась на высокие уступы амфитеатра. Напрасно я принюхивался — никаких подозрительных запахов. Воздух был чистый, сухой и прохладный. Дышалось легко и свободно.

Чем дальше — тем беспокойнее шарил я по сторонам лучом фонарика. Уступы стены незаметно снижались и, сливаясь с горбатым полом, уводили в темноту, куда не доставал свет фонаря. В таком хаосе немудрено сбиться или потерять друг друга. Единственный ориентир — высокий треугольник неба в расщелине за спиной, похожий отсюда на гигантский зуб допотопного чудища.

Я вскарабкался на два первых уступа у самой стены и, вытянув руку вперед, посветил как можно дальше внутрь. Пустота. Ступени, точно обрубленные пласты в заброшенном забое, уводили вверх. Я пролез на четвереньках еще выше и продолжал ползти до тех пор, пока не уткнулся лбом в глухую стену. Вокруг — камень да песок. Оставалось выругаться и вернуться назад.

— Ничего, — успокоил меня Керн, — на лаз к тайнику это все равно не похоже.

— Тогда пошли дальше.

— Нет, — возразил он, — пора поворачивать.

Я возмутился:

— Разве вы не чувствуете, что никаких запахов нет.

— Газ и не должен пахнуть. А рисковать незачем.

Я махнул рукой и рванулся было вперед, но Керн решительно преградил мне путь