Имел проект и другие задачи. Увеличение количества жителей на граничившей с Манчжурией территории – за счет в целом лояльных советской власти евреев – должно было способствовать усилению обороноспособности страны, а также экономическому развитию региона. Председатель Центрального совета ОЗЕТа (ЦС ОЗЕТ) Семен Диманштейн декларировал: «Чем сильнее мы будем на Дальнем Востоке, тем дальше отодвинется там опасность войны»[421].

Два отмеченных выше и никак не связанных между собой события – организация этнографического музея в Ленинграде и провозглашение ЕАО на Дальнем Востоке – способствовали, несомненно, возникновению идеи: иметь в структуре ГМЭ отдельное подразделение, нацеленное на создание экспозиции, которая продемонстрировала бы «достижения ленинско-сталинской национальной политики» среди советских евреев, и прежде всего важнейшее из них – ЕАО. Такая экспозиция, построенная в соответствии с директивами Первого Всероссийского музейного съезда 1932 года, прекрасно вписывалась в концепцию нового музея.

Судя по всему, впервые идея официально прозвучала в октябре 1934 года на заседании Ленинградского отделения ОЗЕТа при участии почетных членов этого общества – востоковеда Дмитрия Позднеева и историка философии Семена Грузенберга, а также заведующего Отделом народов Белоруссии ГМЭ Антона Супинского[422]. По результатам заседания ЛенОЗЕТ обратился с предложением «о создании Биробиджанского отдела при музее» к члену коллегии Наркомпроса Феликсу Кону. На встрече Кона с директором ГМЭ Павлом Воробьевым было решено, что музей «возбудит об этом ходатайство перед Наркомпросом»[423].

Таким образом, изначально предполагалось, что музейная репрезентация еврейского хозяйственного и культурного строительства в СССР будет связана в первую очередь с новым «еврейским национальным государством», как назвал ЕАО председатель ЦИК Михаил Калинин в 1934 году на встрече с рабочими московских предприятий и работниками еврейской печати. «Всесоюзный староста» также заявил тогда, что «образование такой области в наших условиях есть единственный способ нормального государственного развития национальности» и «лет через десять Биробиджан будет важнейшим, если не единственным, хранителем еврейской социалистической национальной культуры»[424].

Позднеев, как и ряд других российских востоковедов, выступал активным сторонником биробиджанского проекта. В одной из своих статей он писал:

9 февраля 1937 г. исполнилась годовщина одного из крупных, радостных и знаменательных событий в истории ЕАО – посещения Биробиджана сотрудником гениального т. Сталина, железным наркомом пути тов. Кагановичем. В блестящей 2-х часовой речи на собрании городского и областного партийного актива столицы ЕАО тов. Каганович начертил целую программу соцстроительства области и между прочим высказал мысль о необходимости скорейшего созыва в Биробиджане научной конференции по еврейскому языку[425].

Судя по другим статьям Позднеева, опубликованным и неопубликованным, он считал, что создание ЕАО будет способствовать экономическому развитию края, богатого полезными ископаемыми, и в то же время послужит решению «еврейского вопроса», то есть обретению евреями собственной территории и государственности[426].

Несмотря на столь очевидную, казалось бы, политическую актуальность, выдвинутая ЛенОЗЕТом идея погрязла в бюрократической трясине: «Дело тянулось два года до ноября 1936 г., когда оно почему-то опять всплыло и возник вопрос… о создании еврейской секции в составе белорусского отдела»[427]. Скорее всего, подчинение секции именно этому отделу носило относительно случайный характер и определялось субъективными обстоятельствами – личным знакомством Позднеева с возглавлявшим этот отдел Супинским. Последний к тому же интересовался еврейской этнографией, а отчасти и деятельностью ОЗЕТа.

На сей раз дело действительно сдвинулось с мертвой точки, а профессор Позднеев получил должность консультанта ГМЭ с возложением на него обязанностей по подготовке к открытию еврейской секции. В начале 1937 года новоназначенный консультант направил музейному руководству записку на пяти страницах, в которой поделился «несколькими соображениями по поводу дальнейшей работы еврейской секции», а также ее административного статуса[428]. Вместо секции при Отделе народов Белоруссии он предлагал организовать полноправный еврейский отдел[429]. Однако по уставу ГМЭ отделы полагались только национальностям, имевшим собственные республики в составе СССР. На это Позднеев возражал, что «данный вопрос определяется фактической важностью народности для музея, а не титулами объектов изучения и показа, тем более что преобразование Еврейской автономной области в республику, вероятно, недалеко»[430]. Далее, демонстрируя тонкое политическое чутье, он приводил вполне основательные аргументы за создание именно еврейского отдела:

Следует также опасаться антагонизма ОЗЕТов против секции, если она останется при каком-либо из отделов музея. Будет она при белорусском отделе, Украинский] и Крымский] ОЗЕТы могут обидеться и скажут, что она их не касается, а ведь Украинский ОЗЕТ самый мощный и бывший председатель его тов. М. А. Каттель состоит ныне председателем облисполкома Еврейской автономной области вместо снятого за троцкизм Либерберга. <…>

В вопросе о необходимости с преобразованием еврейской секции в отдел ожидать преобразования Еврейской автономной области в республику получается некоторый порочный круг. 28 декабря 1936 г. на объединенном собрании Куйбышевского и Фрунзенского районов (то есть районных ячеек. – А. И.) ЛенОЗЕТа мною была дана информация по вопросу о еврейском отделе музея. И знаете, некоторые озетовцы сейчас же заговорили о том, что это очень важный аргумент для превращения области в республику. Выходит так: музей с учреждением отдела будет ждать республики, а евреи хотят использовать отдел, чтобы добиться республики. Мне кажется, что музею следует пойти навстречу желанию еврейской общественности[431].

Через несколько дней, 10 января, Позднеев выступил перед сотрудниками ГМЭ с докладом «Постановка еврейского отдела в Государственном музее этнографии», в котором высказал следующие доводы в пользу своего предложения:

Музей этнографический, он должен быть построен по народностям, а не по странам. Еврейская народность едина, следовательно она должна быть в одном отделе. <…> Объединение всех евреев в одном отделе музея не встречает, в отношении дореволюционного прошлого, никаких препятствий… Что касается до послереволюционного периода, то никаких принципов, кроме равноправия и создания еврейской культуры, национальной по форме и социалистической по содержанию, не проводится, поэтому возражений против их объединения может быть еще меньше. <…>

С точки зрения продуктивности работы штата еврейского отдела равным образом выгода лежит на образовании самостоятельного отдела. Если показ евреев будет разбит по различным отделам, в которых нет квалифицированных сотрудников по евреям, то придется одному штату еврейского отдела разбиваться на работу по различным отделам, за которую, вероятно, музею придется платить сдельно, причем учет и контроль работы сотрудников будет сильно затруднен. <…>

Связь показа ЕвАО с евреями, расселившимися по СССР, сводится, в сущности, к одному только вопросу о переселении евреев в Биробиджан. Этот