Девушку больше волновало, что Хор-Аха уехал за своей невестой. От мыслей об этом сердце ее наполнялось ревностью, но не той, что сжигает человека, разрушая его душу. Эта ревность была безысходная и тоскливая, от понимания невозможности быть рядом с любимым человеком.

Иногда, уединившись под сенью деревьев в саду, она плакала, терзая себя и проклиная тот день, когда решилась на древнее колдовство. Быть красивой и желанной для другого, а не для того, кто не покидал ее сердца и мыслей, казалось выше сил. Лишь маленький сын, и страх за его будущее, удерживал девушку от бездумных поступков.

И вот этот день настал. Царевич Хор-Аха вернулся.

Нармер встречал его и свою будущую невестку на высокой террасе, с видом на дворцовую гавань. Ия и Нубемхат также присутствовали на церемонии встречи. Обе восседали в золоченых креслах, стоящих по разные стороны от трона царя. Рядом, на руках чернокожей няньки-кормилицы, спал маленький наследник Нармера. Кроха уже получил имя – Джер, что означало «Хват». Даже сейчас, во сне, он сжимал своим крошечным кулачком палец кормилицы. Фараон любил повторять, что из него вырастет сильный правитель Египта.

Корабль величественно вошел в царскую гавань и пришвартовался у подножия каменной лестницы. Ловкие матросы побросали швартовые, а ждущие на берегу слуги приставили деревянный трап.

Первым показался царевич. Он поднял голову, и молодой царице показалось, что взгляд его синих глаз был обращен к ней. От волнения сердце забилось в груди, заглушив все остальные звуки вокруг.

Фараон поднял руку в приветственном жесте. Царевич ответил поклоном, потом развернулся к кораблю, в сторону сходней, по которым спускалась совсем юная девочка, еще почти дитя. Хор-Аха помог царевне Хенхап, поддержав ее под локоть.

Через минуту, невеста наследника уже стояла на земле, рядом с царевичем. Она казалась такой маленькая и хрупкая, что Ия вдруг поняла: ревность, истерзавшая ее душу исчезла. Как можно было ревновать к этому беззащитному созданию?

– Юная царевна – жрица Великого Ра, – произнес фараон, обращаясь к Ие, будто почувствовав ее мысли. – Думаю, вы с ней подружитесь. Будь к ней благосклонна. Она совсем дитя.

– Да, мой царь, – Ия кивнула головой, украшенной великолепной короной в виде серпа луны, усыпанной бриллиантами – подарком Нармера.

– На старшую супругу мы возлагаем воспитание царевны, – взор фараона обратился уже к Нубемхат. – До отъезда Хор-Аха в Керму, она должна знать все наши порядки.

– Возлюбленный мой супруг и брат понимает, что мои мысли всецело заняты строительством храма Великой Хатхор в Иунет, – Нубемхат явно дерзила, что не укрылось даже от чернокожей кормилицы. Ия видела, как нянька округлила в страхе глаза, ведь перечить фараону не смел никто.

Но царь, почему-то, отреагировал на дерзость супруги спокойно.

– Хорошо, занимайся храмом. О царевне позаботятся, – он поднялся с трона, объявляя тем самым, что церемония встречи окончена, но вдруг пошатнулся, и еле устояв на ногах, рухнул назад, на трон. Его кожа побледнела, а зрачки закатились.

Нубемхат испуганно закричала. На ее крик сбежалась несколько человек охраны, но увидев, что царю никто не угрожает, они растерянно встали.

– Срочно позовите лекаря! – Ия оказалась единственной из всех, кто не растерялся. Она могла лишь догадываться, что случилось с Нармером, но все же попыталась что-то сделать: прощупала пульс, и диагностировала брадикардию.

Когда прибыл царский лекарь, приступ уже миновал.

– У царя упадок сил, – констатировал тот, ощупав пациента с головы до ног, и даже заглянув тому в рот. Почему-то, дольше всего он задержался на пальпации «царского жезла», будто в нем крылась причина внезапного недомогания фараона. – Можно попробовать яд диких пчел и настой из листьев сенны, с соком огурцов. Слабительное поможет очистить кровяные каналы и царю станет легче, – прописал он лечение.

Ия сомневалась, что слабительное здесь поможет.

Глава 27

– Нет! – глаза Нубемхат метали молнии. – Не проси меня!

Ее сестра Мегара, напротив, сидела со спокойным видом. Выдержки этой женщине, способной на многое было не занимать, и в достижении собственных целей она могла поступиться чем угодно и кем угодно, поэтому просто терпеливо ждала, когда ее более эмоциональная сестра успокоится, а затем снова продолжила:

– Болезнь пробралась в жилы Нармера и уже не отпустит. Когда он покинет этот мир и уйдет в загробное царство, ты останешься не у дел. Ведь ты так и не подарила ему наследника, – зацепила она за самое живое свою сестру. – Хор-Аха не женится на тебе – ты не старшая дочь фараона. Догадайся, на ком он женится? Кто будет его супругой? Ия-Иб, и ты это знаешь. Второй женой он возьмет эту северянку, – при упоминании юной царевны, голос женщины дрогнул. Мегара не оставляла мыслей о царевиче, поэтому ненавидела Хенхап всем сердцем, хотя и понимала, что девчонка ей не соперница, если это касается любовных утех. Что она может, эта пигалица, которую обучали грамоте и счету, но вряд ли секретам соблазнения мужчин.

Нубемхат ненавидела Ия-Иб. С тех пор, как та появилась, фараон перестал приглашать старшую супругу в свою спальню, а после, когда вторая жена родила наследника, царица совсем отчаялась. Ее единственным спасением после ухода Нармера в загробный мир могла стать свадьба Хор-Аха на одной из ее дочерей.

Царица понимала, что сестра права. Ия-Иб главная соперница. Но вот Хенхап ей совсем не мешала. К тому же, была еще одна причина: она не хотела делать это сама. Было бы хорошо, чтобы кто-то другой позаботился об устранении соперниц. Но сестра настаивала на том, что никому из слуг доверять нельзя. Да еще и хотела втянуть в это дело дочерей Нубемхат.

– Если вскроется, что я причастна, меня бросят голодным крокодилам! – зашипела она на сестру. – А моим дочерям, в лучшем случае отрежут носы. Тебе-то какой прок от смерти Хенхап? Или все надеешься подержать в руках «жезл» царевича? Да ты стара для него! – ответила царица на колкости сестры.

От этих слов лицо Мегары пошло пятнами. Женщина и не догадывалась, что кто-то еще знает о ее страданиях по Хор-Аха.

– А даже если это так? – ледяным тоном ответила она сестре. – Желать «царственный жезл» не зазорно. А вот ты, насколько я знаю, нашла утеху в объятиях простолюдина, да еще иноземца. Неужели он так хорош, что ты забыла всю осторожность? Думаешь, я не знаю, как ты стонешь по ночам в его жарких объятиях, когда остаешься ночевать в