Шрифт:
Закладка:
Ее слова хлестнули по сознанию девушки, и та вдруг отчетливо поняла, что это абсолютная правда. У жрицы в этом мире огромная власть, и если она захочет, чтобы ребенок не появился на свет, этого не случится. Ия упала перед ней на колени и взмолилась:
– Я умоляю тебя, пожалуйста, не причиняй вреда моему ребенку! – Слезы покатились по ее щекам.
Хекау отвернулась, ничего не ответив и пряча глаза, потом медленно прошлась по комнате, остановилась перед туалетным столиком, где по утрам и вечерам служанки расчесывали своей госпоже волосы, перебрала несколько предметов, погладила пышный парик, полюбовалась украшениями, подаренными Нармером.
– Что здесь? – указала она на шкатулку из слоновой кости, запертую на хитрый замок. В ней хранился гребень, подаренный Тети.
– Ничего. Просто шкатулка, – соврала Ия жрице. Но та, к ее удивлению, знала секрет замка. Крышка откинулась, и гребень оказался в руках Хекау.
– Интересно, – женщина провела пальцем по символам, вырезанным на гребне. – Здесь имя Хор-Аха и…., – она подняла на девушку удивленный взгляд, – Бенериб?
Ия молчала, не желая, что-либо объяснять.
– Это твое? – Хекау протянула гребень.
– Да. Это подарок, – призналась Ия. Отпираться не было смысла.
– Бенериб! – жрица задумалась. – Где-то я уже слышала это имя. Постой! – черные зрачки ее застыли, будто та впала в транс, и вдруг, вынырнув из глубин своей памяти, она шепотом произнесла:
– Хор-Аха называл это имя. Ты, Бенериб?
Ия опустила взгляд, но румянец выдал с головы до ног и жрица все поняла.
– Боги играют со мной, – простонала женщина. – Великая богиня пришла на землю, чтобы стать матерью для моего внука, а я не поняла, не разгадала ее желания. Что я наделала!? – и Хекау, без сознания, рухнула на пол.
Глава 24
Нубемхат нежила пальчики ног в прохладной воде бассейна. Недалеко, на золоченой тахте возлежала ее сестра Мегара. Обе красавицы были обнажены, лишь узкие пояса на бедрах, да браслеты на руках и ногах украшали их наготу.
Кафу-анх выстроил свой дом на возвышенности у берега Нила, в небольшом, искусственном заливе. Лучшие архитекторы трудились над созданием этого дворца, готового поспорить по удобству и красоте с лучшими домами столичной знати.
Внутренний дворик, где первая супруга фараона отдыхала вместе со своей сестрой, нынешней хозяйкой дома, был великолепен. Нубемхат, впервые попав сюда, восхитилась необычным его устройством и планировкой. Восхитилась и…. позавидовала сестре.
Кафу-анх хвастался, что выбрал это место не случайно. Здесь, прямо на месте бассейна бил крохотный ключ, отчего вода всегда оставалась прохладной.
Нубемхат тоже хотела такой дом и такой внутренний дворик с бассейном, где могла отдыхать в полуденную жару, купаться в чистой, словно профильтрованной через песок, прохладной воде, нежиться под ласковыми лучами солнца. Были времена, когда любое желание супруги фараона тут же незамедлительно выполнялось. Женщина и подумать не могла, что царь обратит свой взор на кого-то еще, но видимо, то колдовство, те чары, что помогли ей подняться так высоко, стать лучшей из лучших, той, «чей взор восхищает, чьи уста, как мед диких пчел, а чресла таят наслаждение» развеялись и Нармер больше не любит ее.
Она много молилась своей богине, чтобы вернуть любовь мужа, но та, то ли не хотела слышать, то ли была занята другими заботами. Сколько слез пролила Нубемхат у алтаря, все напрасно. С тех пор, как фараон женился на Ия-Иб, он и знать забыл о своей, когда-то любимой супруге.
Теперь, когда рядом не было ни царя, ни соперницы, злость и ненависть к ней чуть поутихла. Царица много времени проводила с сестрой, в этом великолепном дворце, в пирах и развлечениях, на которые не скупился ее зять, Кафу-анх.
Нубемхат часто рассуждала, глядя на свою сестру: как той удалось сохранить свои чары. Муж Мегары был без ума от нее, и его не волновали ни какие другие женщины, кроме собственной супруги.
– Ты должна поделиться своим секретом, – пытала она сестру, но та лишь пожимала плечами и твердила, что никакого секрета нет.
Мегара лукавила, секрет был. Много лет назад этим заклинанием с ней поделилась ее воспитательница, старая жрица богини Хатхор, и женщина уже не раз его испытала. Первый раз на почившем уже Имандосе. То было скорее развлечением, и юная Мегара не ожидала сама, что заклинание так подействует на мужчину. Второй раз она испытала действие колдовства на фараоне, но тогда влюбиться царь должен был в ее сестру и это тоже удалось. Третьей жертвой стал Кафу-анх, ее нынешний муж.
Мегара отдавала себе должное – заклинание действует не на всех мужчин. Царевич Хор-Аха так, до конца, и не поддался на чары. И еще, женщина подозревала, что действие колдовства со временем рассеивается, поэтому Нармер охладел к Нубемхат. Подобное могло произойти и с ней, а она больше не желала остаться без наследства, как случилось в ее первом браке, и каждый месяц проводила новый ритуал, для закрепления заклинания удерживающего Кафу-анх рядом с ней.
Да, она могла помочь сестре вернуть любовь фараона. Но зачем? Пусть Нубемхат сама решает свои проблемы. Сколько можно делать это за нее?
Женщина потянулась за кубком, стоящим на столике, рядом с ее ложем, и поднесла его к губам. Ароматный апельсиновый напиток чуть взбодрил и отвлек от мыслей о проблемах сестры.
Неожиданно их отдых прервало появление хозяина дома. Первым делом он облобызал руки жены и что-то прошептал ей на ушко, и лишь потом низко склонился перед царицей. Нубемхат проглотила подобное неучтивое поведение, за которое, в ее бытность, сановник мог и лишиться своих полномочий. Она успокоила себя тем, что сегодня они уже виделись, и тогда Кафу-анх приветствовал ее, как положено.
Тем временем он обратился к обеим женщинам:
– Сегодня я жду очень важного гостя. Этот человек прибыл из далеких земель Ашшура, что лежат на восток, за двумя большими пустынями. Не желает ли моя возлюбленная сестра и сестра моей сестры, моя госпожа и царица, присутствовать за нашей трапезой?
Сестры были не против.
Гость оказался высоким, смуглым мужчиной, в меру худощавым, но с очень развитой мускулатурой, выдававшей в нем воина, а не торговца, как представил его Кафу-анх перед женщинами. Он был одет в белую тунику без рукавов, достигавшую колен, перехваченную широким поясом с ножнами. Голову мужчины покрывала круглая шапка расшитая золой нитью.
Он плохо говорил на языке Та-Кемет, почти не улыбался и не спускал глаз с Нубемхат, что не ускользнуло от хозяйки дома.
Сестры оделись