Горжик хмуро ждал продолжения. Подлинно цивилизованные люди (вызывая недоумение у нас с вами) проявляют терпение к тому, что приводит в недоумение их.

– Я должен делать это, – продолжал мальчик, – столько жизней, сколько листьев у катальпы в три человеческих роста. Останавливаться нельзя. Но я уже так устал…

– По мне, так ты очень даже живой, – сказал Горжик. – Стал бы я покупать тебя, будь ты мертвый? На что мне мертвый раб?

– Нет, я мертвый! Я сразу понял. Всё почти так, как в дядиных сказках. Я сижу на цепи в месте, где нет ни ночи, ни дня; и если я буду тереть ее зеленым листком столько жизней, сколько листьев на катальпе в три человеческих роста, цепь распадется, я буду свободен и смогу пойти к речной излучине, где много плодовых деревьев и легко добыть дичь… Но знаешь? Меня сразу посадили на цепь, как только забрали из леса, и я сразу начал свой труд. Но спустя неделю, целую неделю после моей смерти, меня отдали человеку, у которого ты меня взял, и поменяли старую цепь на новую. И это нечестно, потому что я уже неделю трудился. И продолжаю трудиться все время, пока не сплю. Я знаю, что неделя не слишком долгое время по сравнению с числом жизней, равному листьям на катальпе в три человеческих роста, но я трудился как должно, и это приводит меня в уныние. В такое уныние, что хочется плакать.

– Позволь объяснить тебе, что значит быть рабом, – сказал Горжик. – Даже если ты будешь трудиться столько жизней, сколько листьев в целом катальповом лесу, твой хозяин, увидев, что твоя цепь стала хоть на волосок тоньше, мигом справит тебе новую. – Оба помолчали, и Горжик спросил: – Если я сниму с тебя цепь, ты сбежишь?

– Я не знаю даже, в какой стороне та речная излучина. И я очень устал.

– Давно тебя взяли в плен?

– Луна, полторы луны… Мне кажется, что уже целая жизнь прошла.

Горжик, достав из кошеля ключ, вставил его в замок на шее невольника. Цепь звякнула о камень и бесшумно упала на мех.

Мальчик пощупал шею.

– Ошейник ты тоже снимешь?

– Нет. Не сниму.

Раб и хозяин сидели по обе стороны от меховых одеял. Один ощупывал свой ошейник, другой вертел в пальцах ключ. Лунный блик на волосах мальчика внезапно угас, и оба подняли глаза к небу.

– Что это? – спросил мальчик.

– Летучие ящеры, которыми славятся эти горы. Их выращивают в загонах там наверху. – Горжик улегся на мех. – Они считаются питомцами малютки-императрицы, и к ним приставлены наездницы, которые их обучают. Вон еще один. – Горжик показал вверх сквозь пролом в крыше. – И еще.

Мальчик, встав на четвереньки, задрал голову кверху.

– Я уже видел их, но не так много. – Он сел, поджав ноги, и задел колено Горжика своим.

Темные крылья совсем загородили луну – и пропали.

– Да, чудно́, что их столько развелось, – сказал Горжик. – Когда я последний раз был в Элламоне, то за все время видел лишь одного – да и тот, может статься, был стервятником.

– У стервятников таких хвостов и шей нет.

Горжик, утвердительно буркнув, зацепил ногой горшок.

– Теперь они возвращаются, вся стая. Ложись сюда и увидишь.

– Они еще далеко… нет, поворачивают. – Мальчик подвинулся к Горжику, опершись на локти. – Так на них люди сидят? Каково это, летать так высоко над горами?

Горжик протянул руку, и железный ошейник лег ему на ладонь. Мальчик приподнял было голову, но Горжик его удержал.

– Ты ведь знаешь, что мы будем делать сейчас? – спросил он, глядя на летучие тени.

– Мы? – Мальчик повернул голову, вглядываясь в заросшее щетиной лицо Горжика. – Это глупо. Ты взрослый мужчина. Это делают только мальчики подальше от деревни, в лесу. Став мужчиной, ты берешь себе женщину и делаешь это с ней в своем доме. Больше не делаешь этого с мальчиками в лесу.

Горжик издал нечто вроде смеха.

– Хорошо, что ты уже делал это. Так лучше. Ну что?

Горжик ослабил пальцы на ошейнике. Мальчик рывком сел и сказал:

– Хорошо, мы сделаем это, только сними его. Прошу тебя… В нем я ничего не смогу.

– Нет, он останется, – опять фыркнул Горжик. – Видишь ли, если на ком-то из нас не будет ошейника, то не смогу я… а мне пока неохота надевать его на себя. Может, в другую ночь и надену, но не теперь. – Взгляд Горжика вновь обратился к небу, но луну сейчас заслоняли только легкие облака. – Тебе это странно, варвар? Постарайся понять: это лишь часть цены, которую платят за цивилизацию. Огонь, рабство, ткань, монета и камень – вот основы цивилизованной жизни. Одно или другое порой неразрывно связано с человеческими желаниями. Я встречал людей, которые не могут есть пищу, которую не подержат как следует над огнем; другие, вроде меня, не могут любить без каких-нибудь признаков власти над предметом любви. Тебе этого не понять, верно, варвар?

Мальчик снова лег, опершись на локоть.

– Если кто и безумен, то это вы, жители страны смерти. – Он положил голову на руку Горжика. – Сначала я ношу одну цепь, потом вы меняете ее на другую.

Пальцы Горжика сжали его плечо.

4

Сарг проснулся, чуя совсем близко хищных зверей, но тут же понял, что эти звери давно мертвы. Он погладил одеяло, на котором лежал (с одной стороны мех, с другой кожа). Рядом, в темноте, подергивалось могучее плечо и хриплый голос шептал: «Уйди… уйди, одноглазый чертенок…» Миг спустя Горжик перевернулся на спину, закинув руку за голову, и его неровное дыхание стало, как обычно, бесшумным. Губы в колючей щетине сложились в последнее, неслышное слово – всё это не просыпаясь.

Цепь свернулась кольцом на камне, раскрытый ошейник лежал у мозолистой пяты Горжика.

Сарг поднял его, зажал обе половинки в кулаках, покрутил их на петлях. Если сомкнуть его на толстенной шее Горжика, ошейник врежется в гортань и сдавит жилы. На Сарге он болтался свободно, натирая ключицы.

– Зачем тебе надевать его? – спросил мальчик у спящего. – Он не впору тебе, да и мне не впору.

Горжик опять повернулся на бок, и Сарг усомнился, вправду ли тот спит.

Снаружи точно листья прошелестели. Юный варвар заметил это, как замечал всё. Бросив ошейник с гримасой отвращения, он вылез через пролом в стене. Луна в кружеве листьев, вчетверо больше обычного, клонилась к закату.

На разбросанных камнях, на деревьях, на стенах таверны лежали лунные пятна. Сарг был не просто варваром, он был принцем, и его обучали тому, что известно не всем лесным жителям. Мы с вами нипочем бы не разглядели девочку, затаившуюся в кустах у поваленной стены, но он разглядел и сказал:

– Ты ведь уже избавилась от того, что выдавала за драконье яйцо. – Дыхание ночи сказало ему об этом. – Зачем же ты прячешься и следишь за нами?

Услышанный им шорох производила она, пробираясь по опавшей листве. Выйдя из укрытия, девочка взобралась на стену и спрыгнула. Луна освещала ее короткие волосы, голую грудь и коленки. По ее дыханию, перекрывавшему для варвара все прочие звуки ночи, Сарг понимал, что ей страшно.