— Папка это мой, — опередил меня пацан.

— Как папка? Он же помер у тебя!

— Ну да, его родной отец помер, — попробовал я взять инициативу в свои руки. — А я с Людмилой сошёлся, жили вместе, пока и она не померла.

— Как померла?! — аж присела тётка, зажав ладонью рот и выкатив глаза.

— Да вот так, туберкулёз. Сгорела за три месяца.

— Ой, мамочки! — На глазах женщины выступили слёзы. Она присела на корточки, обняв племянника: — Как же вы теперь с сестрёнками, сиротинушки?!

— Нам дядя Вася был заместо папки. Только его в Казахстан в командировку отправляют, пришлось сестрёнок в детский дом отдать, а меня я уговорил дядю Васю к вам привезти. Если не выгоните. — И Лёха так печально посмотрел на тётку, что я внутренне зааплодировал актёрскому таланту парнишки.

Екатерина Васильевна, всхлипнув, торжественно заявила:

— Живи, Лёшенька, сколько хочешь, я теперь тебе заместо мамки. Я и сестрёнок твоих вызволю сюда. Мой-то старший уже упорхнул из гнезда, Варьке девятнадцатый год, тоже, того и гляди, лыжи навострит. Она после семилетки в Симферополе на повара выучилась, сейчас ждёт распределения. Хорошо бы в Крыму оставили, а могут ведь отправить к чёрту на кулички. Вот уедет, а я одна останусь, с тоски взвою. Моего-то Никифора как бандиты зарезали в двадцать втором — он у меня в ЧК служил, — я так больше замуж и не вышла. Осталась с двумя на руках, а всё ж выходила их. Конечно, мать и моя, и Никифора помогали, но всё равно тяжко приходилось…

— Спасибо, Екатерина Васильевна, вы меня очень выручили, — искренне поблагодарил я хозяйку, прервав её словоизлияния. — Хорошо, Валя перед смертью успела адрес ваш написать, а то бы даже и не знал, что делать. Да и то опасался, что не примете или переехали куда, где ж вас потом искать. А мне в Казахстан через неделю отбывать, Лёшку с собой как повезу? Там никаких условий, бокситовые рудники, хоть тоже в детдом сдавай.

По новой легенде, которую мы с Лёшкой вызубрили заранее, я был горным инженером, и такая серьёзная командировка в дикие места оправдывала невозможность отправления туда с ребёнком. Потом пусть тётка проверяет сколько угодно, я всё равно денёк погощу и упорхну, не оставив следов. Хоть и прикипел малость к парню, но всё же задерживаться на одном месте мне нельзя, раз уж наверняка за мою голову, выражаясь языком голливудских вестернов, обещана награда.

В общем, тётушка побожилась, что обязательно съездит в Москву забрать сестёр. Расспросила Лёшку, на каком кладбище похоронили мать. Пообещала её могилку навестить, цветы положить.

— Сейчас накормлю вас с дороги, — суетилась Екатерина Васильевна, накрывая стол на тенистой веранде. — Небось устали, пока ехали, не ближний свет… А моя-то Варька сейчас на колхозном рынке. Урожай нынче в саду хороший, и нам хватает на варенья-компоты, и продать остаётся, тем более сейчас у отпускников сезон, море тёплое… Вы на море-то сходите, водичка как парное молоко, особенно вечером… А когда уезжать собираетесь?

— Думаю, завтра и поеду, чтобы вас не обременять.

— Да чего уж, не обременяете вы меня, я только рада гостям. Билеты ведь ещё не брали?

— Пока нет, я же не знал, как тут дела сложатся. А теперь можно с чистой совестью в Симферополь отправляться.

— Ну, как хотите, воля ваша, — не без доли сожаления вздохнула Екатерина Васильевна. — А я вам тогда покушать в дорогу соберу. У меня ведь и куры свои, и яички… Большую скотину не держу, для коровы и свиней места нет, да и когда с ней управляться? Я ж в амбулатории посменно дежурю, сутки дежурю — двое дома. Вот завтра как раз на смену. Удачно вы подъехали, как подгадали.

Когда мы ели, послышалось тарахтение, и возле калитки притормозил мотоцикл с коляской. За рулём сидел вихрастый парень, а из люльки с парой пустых корзин выбралась девушка в платье в горошек. Румяная, кровь с молоком.

— О, Варька приехала, вроде всё распродала, — оживилась Екатерина Васильевна. — А это жених её, Митька Кусков, он её на базар и отвозит, и привозит. А то как же ей с двумя корзинами, вот он и помогает… Варька, а это Лёшка приехал со своим отцом приёмным. Василием кличут, знакомься.

— Здравствуйте! — протянула мне руку Варя.

Рукопожатие её было удивительно крепким для девушки. Ну да потаскай такие корзины, поневоле мышцы накачаешь.

— Беда случилась, Люда следом за мужем померла. Девчонки пока в детдоме, а Василий в командировку в Казахстан уезжает, вот привёз к нам Лёшку. Я говорю, пусть у нас остаётся, ты ж мало ли куда уедешь, а мне одной куковать не с руки. И девчонок хочу взять.

— Ой, горе-то какое, — по примеру матери прикусила кулачок девушка, и глаза её предательски заблестели. — Как же так… Бедненькие.

Поохали, посочувствовали, после чего Варя высказалась, что, мол, конечно же пусть детишки с её матерью живут, дом большой, места хватит. А потом объявила, что через пару часов они с Митей поедут на море, могут и Лёшку взять.

— Так и Василия возьмите, а то человек завтра уедет, так и не искупается. Вась, ты же не против?

— Я за любой кипеш, кроме голодовки, — отшутился я. — А в море давно мечтал поплавать. Плавок, правда, нет, ну трусы вроде без дырок, — добавил я, вызвав общий смех.

В итоге, когда снова притарахтел мотоцикл, я уселся сзади Митяя, а Лёха пристроился в коляске вместе с Варей.

— Л-300, завод «Красный Октябрь», — гордо похлопал по топливному бачку Митька, прежде чем завести мотоцикл.

А ничего так смотрится, винтажная модель. В будущем за такой байк можно приличную сумму в евро или долларах поиметь, тем более если он на ходу. Эх, была бы возможность найти какой-нибудь коридор между двумя мирами! Да тут на одном антиквариате из прошлого озолотиться можно!

М-да, мечтать не вредно, а пока есть время расслабиться в тёплых волнах Судакского залива. Впрочем, расслаблялся я недолго. Оказалось, что Лёшка не умеет плавать, и мне пришлось преподать ему первый урок, в надежде, что хотя бы держаться на воде он научится. Парень воды не боялся, и уже через час вполне сносно у берега работал по-собачьи, счастливо отфыркиваясь солёными брызгами. Варя с женихом плавали неподалёку, занятые исключительно друг другом.

Вечером нам постелили в дальней комнате, я пристроился на тахте, а Лёшка на кровати, впервые за долгое время разнежившись на мягкой перине.

— Пап,