— Какого черта ты надела?

Первые слова из уст Атриуса, когда я вошла в дверь.

Я стиснула зубы.

— Я слышала, что ты очень хотел меня увидеть, — мило ответила я. — Я не хотела заставлять тебя ждать, пока я переоденусь.

— Закрой дверь.

Я так и сделала. Атриус, конечно же, занял покои военачальника, хотя сейчас было почти смешно видеть его среди всего этого дешевого убранства. Он раскинулся в бархатном кресле у камина, аляповато-фиолетовом, испещренном ожогами от сигарилл и несколькими весьма подозрительными пятнами. Его конечности безвольно раскинулись. Он был без рубашки, и огонь играл на тощих бороздах его мышц.

Я не в первый раз видела Атриуса полураздетым. Больше, чем его внешний вид, меня поразила его манера поведения. Все в нем — и поза, и выражение лица, и те немногие вспышки эмоций, которым он позволял просочиться сквозь стены, — выражало крайнее недовольство.

Он окинул меня взглядом.

— Ты выглядишь нелепо, — огрызнулся он.

— Что, тебе не нравится? — Я демонстративно расправила воланы на маленькой шелковой юбке с кружевной подкладкой. — Шокирует, ведь Аавес явно был человеком с прекрасным вкусом.

— Не позволяй никому из солдат видеть тебя в этом. Иди сюда.

Слова прозвучали холодно и отрывисто. Эреккус не шутил. Атриус был в плохом настроении.

Я сделала, как он просил, перейдя с холодной мраморной плитки на слегка грязноватую белую медвежью шкуру.

Вблизи я почувствовала, как в его ауре пульсирует что-то ядовитое — он пытался заглушить это, спрятать за стальной стеной, которая обычно защищала все его эмоции, но оно было слишком мощным, чтобы скрыть его. Я чувствовала его, как пульсирующий жар огня по ту сторону двери. Это было так же больно, как рана, но непривычно — я уже чувствовала множество болезней, физических и эмоциональных, но ни одна из них не была похожа на эту.

Я нахмурилась.

— Что случилось?

Он смотрел на пламя и не отвечал, а его хмурый взгляд становился все глубже.

Я продолжала тянуться к нему с помощью своей магии, осторожно прощупывая, поддаваясь любопытству. Я рискнула прикоснуться к его руке, чтобы лучше почувствовать…

Он отдернул ее.

— Я слышал, что некоторые Арахессены могут использовать силу Акаэи для исцеления, — сказал он. — А ты?

Его тон был настолько резким и агрессивным, что звучал скорее как упрек, чем как вопрос.

Я поборола желание скорчить гримасу.

— К сожалению, не очень хорошо.

Я никогда не была целительницей. Некоторые из моих Сестер специализировались на этом — они умели читать нити внутри тела и использовать их для лечения ран и болезней, хотя это был медленный процесс и не такой мгновенный, как у целителей, обученных магии богов, более естественно настроенных на медицину. Тем не менее я видела, как они совершали с его помощью удивительные подвиги.

Я обучалась этому методу, как и все Арахессены, но он никогда не был моей сильной стороной.

— Но ты что-то знаешь, — сказал он.

— Я могу попробовать.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз использовал эти навыки. Годы, несомненно. Ткачиха, я надеялась, что хоть что-то помню. Я прекрасно понимала, что не так давно клинок Атриуса был у моего горла.

Атриуса этот ответ, похоже, не утешил. Он даже не взглянул на меня, продолжая угрюмо смотреть в огонь.

Я опустилась перед ним на ковер, грубый мех щекотал мои голые колени.

— Что случилось? — спросила я. — Ты ранен?

Он долго не отвечал и по-прежнему не смотрел на меня.

— Старая травма, — сказал он.

— Иногда самые худшие. Я что-то сделала с коленом десять лет назад, и до сих пор это чувствую. Наверное, это профессиональный риск нашего образа жизни, не так ли?

Моя попытка отшутиться провалилась. Я начала думать, что Атриус просто невосприимчив к очарованию. А может, я просто не умею быть обаятельной.

— Так ты можешь помочь? — хрипло сказал он.

— Я могу попытаться. — Я мягко улыбнулась ему. — Где травма?

— «Попытаться» — недостаточно хорошо.

Моя улыбка увяла. Притворяться становилось все труднее.

— Ну, это лучшее, что я могу предложить.

Его глаза, обычно холодные янтарные, вдруг раскалились докрасна в свете костра.

— Десятки моих людей погибли из-за твоих ошибок. Возможно, твои способности недостаточно хороши.

Слова были брошены с идеальной точностью, прямые и смертельно острые в своей честности. Это не удивило меня — я знала, что Атриус может быть жестоким. Удивило то, что приземлившись, они причинили боль, принеся с собой воспоминания о красных рядах под лунным светом и волну тошноты, которую я с трудом сглотнула.

— Тогда, может быть, тебе стоило похитить провидицу получше, — огрызнулась я, не успев остановиться. — Я никогда не выбирала, чтобы помогать твоей банде монстров.

Он застыл на месте.

— Какую жертву ты приносишь, — усмехнулся он. — Посмотрим, сколько времени понадобится Арахессенам, чтобы забрать тебя, если я брошу тебя у ворот. Дни или часы? Как ты думаешь, они оставят мне куски или просто скормят их волкам?

Еще одна метка, нанесенная идеально. Не просто резкие слова. Нет, они были точны и приоткрывали завесу над тем, о чем Сестры часто не любили думать. Нити держат нас вместе, и нити держат наши обеты. Сестра, нарушившая свои обеты, разрывалась на части. И это часто становилось ее наказанием за оставление.

Иногда мне хотелось закрыть глаза от нежелательных образов. Вместо этого мне нужно было пропустить эти воспоминания через себя, а затем посмотреть, как они уходят.

Острые слова задерживались на кончике моего языка, подталкиваемые его языком. Мне пришлось сделать вдох, чтобы побороть их.

— Я чувствую, что ты страдаешь, — сказала я. Мой голос был более жестким, чем следовало бы, — я должна была склониться к «утешающему, исцеляющему присутствию», но вместо этого оказалась ближе к — расстроенной школьной учительнице. — Может, я и не была лучшим целителем в Арахессене, но я училась этому. Они вдолбили мне это, как и всем остальным. — Я слабо улыбнулась. — Я могу попробовать.

Его взгляд вернулся ко мне. Задержался.

Затем, наконец, он прижал ладонь к груди.

— Вот.

Я была в замешательстве. Я не знала, о какой травме он мог говорить.

— Твои… грудные мышцы или…?

— Это сложнее, — огрызнулся он. — Это… — Он снова отвернулся и надулся. — Неважно. Тебя это не касается. Я справлюсь сам.

Ткачиха поможет нам всем. Я потерла висок.

— Если выбор стоит между попыткой помочь тебе и терпеть твое дуновение в обозримом будущем, то ради всех, кому придется быть рядом с тобой, позволь мне попытаться помочь.

Я не была готова к этому, когда он одним