съеденной пищи или не способен принять много пищи, он не будет переедать и не станет толстым. Если стимул (большое количество пищи) всегда доступен и организм человека склонен к полноте, он, однако, не будет набирать вес до тех пор, пока он сможет ограничивать себя в еде. Таким образом, в любом случае он должен пройти через процесс переедания (то есть перестать себя ограничивать) до того, как он наберет излишний вес.

Так же и с сильным гневом. Стимул (фрустрация или несправедливость) доступен нам почти всегда, так как мир, в котором мы живем, нельзя назвать абсолютно справедливым. Как отмечали Джон Доллард (John Dollard) и его коллеги, у людей и других животных несомненно присутствует врожденное стремление прийти в бешенство, когда они не удовлетворены. Но для того чтобы мы пришли в настоящее бешенство, нам приходится активно обращать внимание на стимулы, придавать им преувеличенное значение и настаивать на том, что раздражающий стимул не только несправедлив, но и не должен существовать, и что мы не можем вынести существование.

Другими словами, враждебность произрастает не из фрустрации, а из нашего детского, нереалистического отказа принимать тот факт, что мы подвергаемся фрустрации. Если переедающий человек говорит себе: «Я должен быть способен есть все, что я хочу, и не набирать слишком много веса», гневливый человек часто говорит себе: «Я должен быть способен сразу устранять все трудности и несправедливости в своей жизни и вовсе не затрудняться ими». Так как переедающий человек не способен есть вволю и оставаться стройным, а взбешенный человек не способен устранить все фрустрационные факторы или беззаботно жить с ними, эти два человека требуют невозможного и, следовательно, без необходимости расстраивают себя. Эти люди от природы склонны реагировать так, как они реагируют, так как это особенность людей, и очень немногие люди легко ограничивают себя в еде или сдерживают нарастание бешенства, но все-таки нет необходимости оставаться такими, какие они есть. Еще точнее, лидер, который приходит в бешенство из-за фрустрации или несправедливого поведения других, на самом деле приходит в ярость не из-за фрустрации или несправедливости, а из-за своих собственных нереалистичных, незрелых позиций по отношению к этим стимулам.

Например, если лидером является глава правительства, и он взаимодействует с главой другого правительства, который поступает нечестно или несправедливо, то он в первую очередь склонен разумно сказать себе: «Как неудачно, что этот человек поступает таким образом! Мне бы хотелось, чтобы он вел себя более честно и справедливо. Однако, так как он не выполняет этого, дайте я подумаю, что я могу сделать... Можно попытаться вынудить его обращаться с нами более порядочно или продолжать сосуществовать с ним и поддерживать мир между нашими странами даже если он продолжает вести себя не должным образом». Посредством внушения себе этих утверждений (и, конечно, искренне веря в них), недовольный лидер вызывает у себя чувства неудовольствия, разочарования и намерение быть довольно безмятежным (хотя едва ли находиться в экстазе!) в создавшейся неблагоприятной ситуации.

Но людям свойственны рассуждения такого типа: «Этот другой лидер не только поступает плохо (особенно с точки зрения высоких ставок, вовлеченных в наши соглашения или разногласия), он не имеет никакого права действовать таким образом! Он не должен быть настолько сильно нечестен или несправедлив! Как он только может вести себя так отврати-тельно? Я думаю, что он — крыса, потому что он действует таким способом. Если это последняя вещь, которую я делаю, я собираюсь наказать его!». Убеждая себя в этих предложениях, он создает у себя — и я имею в виду буквальное создание — сильные чувства ярости, ужаса и мстительности. С этими чувствами он едва ли сможет сохранить рассудительность и продолжать вести переговоры с главой другого правительства за общий мир и процветание их стран. В большинстве случаев он станет настолько предубежденным и осуждающим, что почти каждое действие, которое совершит другой лидер и его когорта, будет рассматривать как проявление враждебности.

Каким образом этот глава правительства может избавиться или свести к минимуму свои «естественные» чувства гнева и враждебности, которые возникают, когда он видит нечестность и несправедливость главы другого государства? Он может строго проанализировать свои чувства и мысли и опровергнуть свои неразумные и необоснованные утверждения.

1. Он говорил себе: «Этот другой лидер не только поступает плохо (особенно с точки зрения высоких ставок, включенных в наши соглашения или расхождения во мнениях), но и не имеет никакого права поступать таким образом!». В сущности, это означает, что он мог бы позволить другому лидеру допустить ошибку, которая имела бы незначительные последствия. Но позволить другому лидеру допустить ошибку, которая имеет значительные последствия, он не может. А почему, собственно? И каким образом он должен остановить другого лидера? Очевидно, лидер соперничающего правительства склонен совершать грубые промахи. И почему он не имеет никакого права, как подверженный ошибкам человек, быть в такой степени несостоятельным, в какой он таковым является? Было бы лучше, если бы он совершал менее серьезные промахи; но каким образом это доказывает, что он не имеет никакого права совершать именно то, что он совершает?

2. Взбешенный лидер внушает себе относительно другого главы государства: «Он не должен быть настолько нечестен и несправедлив!». Но почему эта нечестность и несправедливость является настолько ужасной*? Конечно, это очень затруднительно. Более того, даже если нечестность и несправедливость со стороны главы правительства были бы по-настоящему страшными и пугающими, почему ему не следует быть нечестным и несправедливым? Существует ли неотъемлемый закон Вселенной, который говорит, что должны существовать только умеренно плохие события, а чрезмерно плохие не должны? Кто принял этот так называемый закон; кто контролирует мир, чтобы увидеть, что он соблюдается?

3. Лидер осуждает нечестного главу государства: «Я думаю, что он — крыса потому, что он таков, какой он есть». Но как может человек быть крысой? Может быть, будучи достаточно несправедливыми к грызунам, мы могли бы оправданно утверждать, что он поступает подобно крысе. Но каким образом это превращает его, целого человека, в крысу? Как можно человека, который обладает плохой чертой (лжет главе другого государства), превращать в абсолютно плохого человека (который всегда лжет и заслуживает вечного осуждения за свою ложь)? Более того, если человек был бы на самом деле неисправимым и полным лжецом (что было бы очень сложно доказать), почему он должен быть осужден за то, что он был тем, кем он родился и кем его воспитали?

4. Лидер, который сильно расстраивает себя из-за нечестности и несправедливости другого лидера, говорит себе: «Если это последняя вещь, которую я делаю,