Он не спал всю ночь, прослеживая состояние нелюдя, готовя в собственном магическом котле уху и вместе с тем, пытаясь разобраться в том, из чего состоял образец клейкой ловушки.

Удалось выяснить пока что немного, например, её свойства не терялись спустя длительное время после отторжения от остального организма. Лоскут всё ещё хранил липкость, влажно блестел и напоминал своим видом тесто. К нему до сих пор крепилась овчина, шерстяные штаны, шерстяная же сумка, кожаная фляжка с водой, ножны, из которых удалось вытянуть каменный нож и некоторые срезанные по живому куски киноцефаловой кожи. Зачарованный бронзовый нож, то есть атам Тобиуса, тем не менее неплохо смог справиться с этой неведомой тканью, пластая её на куски. Как показали нехитрые опыты, кроме металла к ней также не липла древесина, камень, любые предметы неживотного происхождения.

Время шло к полудню, когда нелюдь стал пробуждаться. Он открыл свои крошечные тёмные глазки, разделённые широченной линией носа и ещё долго не понимал, где он и что он. Возможно, его удивляли светящиеся бабочки, плавно кружившие под крышей, которую он не знал, не мог знать. Набравшись сил, киноцефал начал осматриваться, и давалось ему это большим трудом. Рядом с собой он обнаружил две глубокие пиалы, в одной ждала уха, в другой — чистая вода. В сторонке, на торчавшем из стены крюке висел паривший котёл.

Он нуждался в пище и ещё больше в воде, однако разум диктовал осторожность и нелюдь подслеповато осматривался. Тобиус изучал его под покровом чар Глазоотвода, но вскоре киноцефал слабо зарычал, глядя в сторону волшебника. Острые уши стояли торчком, нос чутко принюхивался.

— Я надеялся, что запах ухи укроет меня, — хмыкнул Тобиус, развеивая плетение. — Но твой нос не проведёшь, верно?

— Мряу!

Лаухальганда с любопытством покатился к пациенту, но был отозван обратно.

— Вижу, ты насторожен и ничего не понимаешь, приятель. Очень сложно устанавливать первый контакт.

В руках Тобиуса появилось немного Лака Обновления, мультифункциональной субстанции, похожей на янтарную смолу, которая по воле создателя могла менять свои свойства, становиться твёрдой, как обожжённая керамика, например. Осторожно набрав себе ухи в оформленную пиалу, он без аппетита стал есть, показывая, что это безопасно, однако киноцефал не сводил с него подслеповатых глаз и не прекращал рычать.

— Понимаю, понимаю. Иллюзия безопасности лучше, чем вообще ничего.

Тобиус показал пациенту каменный нож и позволил оружию плавно перелететь по воздуху обратно к хозяину; тренировки с кирпичами не прошли даром. Эта мелочь немного успокоила нелюдя и, глядя как волшебник ест, псоглав тоже потихоньку стал. Вода в пиале не кончалась, а вторая пиала летала к котлу за новыми порциями супа, в котором всё же не хватало овощей. Трудно было сказать, что подобные фокусы спасённому нравились, он крепко держал своё смешное оружие, непроизвольно морщил морду в оскале, но уже не рычал, жадно ел и пил. Набив же брюхо, киноцефал притих под просторной крапивной рубахой и не сводил со спасителя взгляда.

— Что ж, раз мы так мило сидим, греемся тут, можешь поглядеть сюда.

На дощатом полу был расстелен порядком уже покромсанный лоскут плоти, к которому прилипли вещи киноцефала, а также некоторые фрагменты. Затем Тобиус бросил в его сторону несколько предметов. Тот встрепенулся, зарычал громче, но видя, что нападение не продолжается, присмотрелся к брошенным вещам, — почерневшим пальцам, ушам. Потребовалось немного времени, чтобы он понял и стал смотреть на себя, на свои новые кусочки, на участки кожи, лишённые щетины и отличавшиеся ярко-розовым цветом от остальной, бледной, такой человеческой кожи. Новые розовые пальцы на руке и ногах, а ещё уши, длинные, острые. Прежде правое отсутствовало наполовину, старая рана, теперь же оба уха были целы, как новенькие.

— Не за что. Благодари судьбу, что колокольчики не отморозил, их я восстановить не смог бы.

Пища, отдых, вот и всё, что было ему нужно. Тобиус проверял состояние киноцефала на расстоянии, кормил, поил, не провоцировал. Тот хранил настороженность. Странно ли, учитывая, что вынужденные соседи являлись потомками двух совершенно разных видов, один из которых едва не истребил другой? Тьма веков минула, но киноцефалы, сколько их ни осталось в этой страшной земле, наверняка ещё помнили людей. Люди уж точно помнили бы, люди такого не забыли бы.

— Ну наконец-то! — Тобиус, продолжавший возиться с трофеем, заулыбался. — Смотри-ка, наконец-то начало отпускать!

Он медленно стал отнимать плоть хищника от овчины, от шерстяных штанов, от кожаного колчана. Оставались ещё клейкие следы, но сила скрепляющего вещества слабела. Хорошо, что он загодя собрал образцы, ведь клей, скрепляющий на молекулярном уровне — это звучало интересно.

— Держи. Он ещё немного липкий, но активный биоэлемент разлагается. Вот твои ножны, кстати. Лук нужен? Если захочешь утыкать меня стрелами, будь добр, предупреди.

Так прошёл день, а затем настал следующий. Всё это время киноцефал старался не ослаблять бдительность, хотя было ему тяжко. Катался на охоту Лаухальганда.

— Мой компаньон добыл росомаху. Ты когда-нибудь ел росомаху? Отвратительное мясо.

— Фф-ф-фря! Фряу! Фря!

— Что бы ты понимал, добытчик.

Когда маг начинал препираться с ушастым мячиком пациент нервничал. Лаухальганда вообще внушал ему тревогу едва ли не большую, чем человек.

— В общем, эта гадость съедобна… судя по набору зубов ты мясоед и вполне можешь оказаться сыроедом тоже. Будет тебе запас пищи. В той чаше талая вода, очищенная, тепло продержится ещё суток двое. Прости, не могу больше здесь торчать, так что поправляйся уж дальше сам.

Они с компаньоном покинули хрупкую деревянную скорлупку, что отделяла их от огромного страшного леса. С тех пор, как позапрошлой ночью прояснилось небо, оно и не хмурилось больше. День обещал быть ярким солнечным, но и холодным тоже, на то она и зима, чтобы дать миру отдохнуть от жары.

Пользуясь единственным направлением, маг продолжил целеустремлённой идти на запад. Со временем это надо было менять, всё же, по итогу, идея была глупой. Решение двигаться в одну сторону по территории столь великой, столь сложной и опасной себя не оправдало. Приходилось опять взбираться на холмы, присматриваться к древним стволам, к земле, прислушиваться, ожидая удара, замирать от воя ветра, метавшегося в древних