Говорил он нарочито громко, будто разговаривал с полностью глухими, разбавляя речь активной жестикуляцией. Баламут стоявший сзади, скрестив на руки на груди, только скептически покачал головой.

Мудрец посмотрел на Алексея, как на скорбного разумом.

— Чего ты орёшь-то? — спросил он. — Не на пожаре.

— Ты уверен, что это мудрец? — шепнул наёмник княжичу на ухо. — А не какой-то сумасшедший дед, который тут обретается и червяков жрёт?

— Тихо ты, — прошипел перепуганный Алексей и ткнул Баламута локтем в бок.

Княжич поклонился так низко, что волосами почти коснулся пола.

— С бедой пришли мы к тебе, совета мудрого испросить…

— Давай, покороче, отрок, недосуг мне вокруг да около ходить. Я человек старый, помру того и гляди, раньше, чем ты к делу перейдёшь.

— Похитил Змей Горыныч прекрасную княжну Василису, — затараторил княжич. — Горыныча мы нашли и убили, а княжна как в воду канула. Помоги нам, отец, дай совет мудрый, где искать её.

— Сразили Горыныча? — мудрец будто бы не поверил им. — Докажете чем? Али балаболите?

Баламут пренебрежительно фыркнул и достал из-за пазухи клык поверженного змея, протянул старику.

Тот взял его в ладонь и поднял к глазам, близоруко щурясь.

— Вижу, вижу, — сказал он.

— Клык самый настоящий, — гордо сказал Баламут, — так что ты, дед, давай, поаккуратнее с ним. Вещь цены немерянной.

— Посмотрим, — сказал старик, — что нам расскажет Горыныч покойный.

Держа в кулаке клык, он подошёл к жаровне, шепнул что-то беззвучно. Огонь полыхнул, окрасился синим. Баламут восхищённо присвистнул. Старик, не обращая внимания, продолжал что-то шептать, едва шевеля губами и раскачиваясь влево-вправо. Пламя из синего стало красным. Затем зелёным. Старик бросил в пылающую жаровню клык Змея.

— Эх, такой трофей пропал ни за грош, — подал голос из-за его спины Баламут. — Хорошо, что у меня второй в сапоге есть. Надо было у Горыныча зубов побольше выбить, эх, не догадался пожадничать.

Огонь зачадил, заклубился, повалил дымом. Тонкие полоски дыма начали сплетаться воедино, образуя тонкие призрачные фигуры.

Шаман в высокой шапке с оленьими рогами. Полоска дыма тянется от него, сплетаясь в фигуру Змея Горыныча. Три головы его мечутся, словно избиваемого зверя. Дым снова клубится и вот уже перетекает в летящего змея, который подхватывает тонкую фигуру. Картина рассыпается, собирается вновь. Двенадцать столбов вкруг центрального, а между ними десятки крохотных человеческих фигур. Снова облако дыма перетекает в новое видение. И вот уже гигантский волк бежит куда-то, разевает пасть, прыгает, крутится вокруг головы и обращается женским лицом. Женским, но столь страшным, что не выразить словами. Будто сама смерть заглядывает в глаза. Вспышка огня и все картины исчезают, растворяются лёгким белым паром по комнате башни.

Повисла тишина.

— И что это сейчас было? — спросил наконец Баламут.

— А то и было, балда, — разозлился старик. — Показали вам, остолопам всё, что ведать следовало. Похитили твою девку, княжич, чтобы в жертву её принести.

Алексей побледнел.

— Как — в жертву?!

— Молча.

Старик сел обратно в кресло, укутался потеплее в звериную шкуру. Казалось, он действительно не собирается развивать свою мысль дальше.

— Ладно тебе, отец родной, — сказал Баламут. — Прости этого неуча за его серость. Ему любовь к княжне Варваре…

— Василисе, — буркнул Алексей.

— Без разницы, — огрызнулся Баламут и продолжил. — В общем, говорю, ему любовь к княжне Алисе все глаза затмила. Ничего не видит, ничего не слышат, соображает ещё хуже, чем обычно. Я-то всё понял прекрасно, картинку, как сквозь родниковую водичку разглядел. Но ты уж сжалься над юным отроком, растолмачь ему, что да почём, куда идти, да что делать.

Старик тяжко вздохнул, пробурчал что-то в густую бороду, но махнул рукой.

— Ладно уж, поясню, только чтобы вы убрались поскорее, да меня тревожить перестали. Слушайте внимательно, два раза повторять не буду.

Баламут и княжич так близко пригнулись к старику, что столкнулись лбами.

— Княжну похитили прислужники Мары, — начал мудрец. — Зачаровали Горыныча, чтобы он выкрал её и перенёс на тайное место, у двенадцати столбов. Там их главный шаман Улукхан принесёт Василису в жертву, ровно в ночь полнолуния. И кровью её вызовет свою богиню смерти, чтобы она пришла на землю на веки вечные.

— Почему именно княжну Василису? — спросил Баламут. — Мало ли княжон по земле русской обитается?

Старик пожал тонкими плечами.

— Не всё мне ведомо, — ответил он. — Говорю только то, что мне известно, не более. Догадки строить можно, да проку с них нет. Может, кровь у неё особая. Грешили, может, предки её с шаманами, да ведунами. Может, перекрёстки судьбы сошлись именно на ней и ни на ком другом. Не знаю. Только если вы княжну не спасёте из-под ножа, призовут они Мару — и тьма опустится на Русь. Вечная зима.

Баламут присвистнул, схватился за затылок.

— Отец, а не хотите помочь нам? Вы, судя по всему, человек мудрый. Возможно, ещё чего умеете, кроме как картинки дымные показывать? Ну там, молнии глазом метать, огнём дышать? Пригодилась бы нам такая помощь в пути.

— Годы мои не те, в походы ходить, — спокойно ответил старик, хотя княжич ожидал, что тот взбесится от такого хамоватого вопроса. — Сами вы должны разобраться с этой бедой. Больше я вам ничем не помогу, только советом мудрым.

— Как же так, — продолжил наседать Баламут. — Ну как, не победим мы? Придёт Мара на Русь? Грянет зима вечная? Холод и погибель? Тебя тоже коснётся, отец.

Тот спокойно кивнул.

— Значит, так тому и быть, — ответил он. — Не мне решать. Нити судьбы давно сплетены для каждого. Справитесь или нет — так оно и было предрешено заранее.

Баламут скривился, будто лягушку проглотил.

— Так, может, и не идти нам никуда? Коли всё предрешено заранее?

— Не ходите, — так же равнодушно ответил мудрец. — Не пойдёте — значит так было предрешено.

— Вот вы заладили, «предрешено», «предрешено», — разозлился княжич. — Мы возьмёмся. Бросить поводья всегда успеем, а вот биться до конца, упасть и снова встать — этот выбор настоящего воина.

— Решайте, — старик казался всё таким же безучастным к дальнейшей судьбе Руси и всего мира.

— Спасибо за разрешение. А начать-то нам с чего