Пока я жду Лину, то изо всех сил стараюсь успокоить Клаудию, в очередной раз уверяя ее, что она не сделала ничего плохого.

Через некоторое время Лина медленно открывает дверь и просовывает голову внутрь.

— Лина? — спрашиваю я, нахмурив брови, когда вижу ее бледное лицо и глаза, полные страха.

— Ты можешь выйти на секунду? И принеси мне платье. — я хмурюсь, но подчиняюсь.

Я оставляю Клаудию на кровати и быстро ищу платье. Выходя из комнаты, встречаю зрелище, которое никогда не думала увидеть.

— Что происходит? — спрашиваю я, оглядывая ее окровавленную одежду.

Она ранена?

— Случилось что-то плохое. Что-то ужасное, — она слабо улыбается, но все ее тело дрожит.

— Лина... ты меня пугаешь.

— Клаудия тебе что-нибудь рассказала?

— Нет... она только упомянула, что ты была с отцом Гуэрра, — я не говорю, что поняла, что должно было произойти. Вместо этого я просто жду, что она мне скажет.

— Он прикасался к ней... — ее голос срывается на шепот, когда она ломается, все ее тело сотрясают рыдания.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, затаив дыхание.

— Он трогал ее под одеждой...

— Нет! — моя рука взлетела ко рту. Я представляла, что случилось что-то плохое, но я бы подумала, что отец Гуэрра ударил ее или наказал... но не это. — Где он? Что случилось? — продолжаю я, мой разум уже работает над планом. Эта мразь должна заплатить за это.

— Я... я убила его, — говорит Лина тоненьким голосом, и мне приходится замереть.

— Ты шутишь, — я смотрю на нее в поисках любого признака того, что это шутка. Но это не так.

— Нет... Я действительно убила его. Я не хотела этого, но... — она начинает рассказывать мне все подробности, а я внимательно слушаю. Она в шоке, поэтому я знаю, что должна быть осторожна. Тем не менее, я никогда не ожидала такого от Лины. Она ударила отца Гуэрра в целях самообороны, и нож, который та использовала, заставил его истечь кровью и умереть. В шоковом состоянии она попыталась спрятать тело, положив его в кабинку для исповеди. Чем больше она говорит, тем больше я содрогаюсь, думая о том, как близко к сердцу все это было: и для нее, и для Клаудии. Но горжусь тем, что она защитила себя и свою дочь.

— Нам нужно что-то с этим делать, — начинаю я, направляя обсуждение в более логичное русло.

— Ты... я убила человека, — она смотрит на меня в замешательстве. Я не хочу говорить ей, что у меня есть опыт работы с убийствами, поэтому просто реагирую настолько естественно, насколько могу.

— Да, и я бы тоже его убила. Вот негодяй! А теперь о кабинке для исповеди, — говорю я, думая, как лучше избавиться от тела отца Гуэрра. Раз уж она засунула его в исповедальню, надо действовать быстро, пока его не нашли.

— Вот почему я вернулась. Я не могу сделать это в одиночку. Я знаю, что прошу слишком многого, но...

— Никаких «но»! — тут же вмешиваюсь я. — Давай, одевайся, и мы все решим.

Я оставляю ее разговаривать с Клаудией, а сама пытаюсь придумать, как избавиться от тела. В моем случае это было довольно просто, поскольку гроб находился рядом с нами. Но сейчас... нам придется как-то перевезти отца Гуэрра и похоронить его на кладбище. Это единственный выход.

Когда Лина вернется, я расскажу ей о своей идее, а также о том, что мы можем использовать ее пустой чемодан для перевозки тела. Это может быть немного грязно, но на данный момент — это лучший выбор.

— Сиси, ты уверена, что хочешь это сделать? Это моя вина... Я могу просто рассказать им, что случилось, — Лина остановилась, чтобы спросить меня, когда мы приблизились к церкви.

— И кто тебе поверит? Ты уже сказала, что он из известной семьи. У них наверняка достаточно влияния, чтобы во всем обвинить тебя. Подумай о Клаудии. Что с ней будет без тебя? — если я была совершенно не против сесть в тюрьму, так как ничего не оставила бы после себя, то для Лины все было совершенно иначе. У нее есть Клаудия, и я сделаю все необходимое, чтобы мать и дочь не были разлучены.

В том числе, если придется, то возьму вину на себя.

Мы обсуждаем обстоятельства более подробно, понимая, что возможность отца Гуэрра оставить Клаудию одну, вероятно, не была случайностью. Обычно мы с Линой по очереди присматриваем за Клаудией, но с тех пор как мать-настоятельница упорно стремилась еще больше увеличить мою нагрузку, у меня оставалось все меньше и меньше времени для общения с ними.

Я не хочу думать, что кто-то, даже мать-настоятельница, одобрила бы такой поступок, но, зная то, что я знаю об этой женщине и ее ненависти к нам, то это вполне возможно.

Когда мы доходим до церкви, Лина показывает мне, куда она засунула отца Гуэрра. Открыв дверь в исповедальню, я вижу его тщедушное тело, залитое кровью, и чувствую небольшое удовлетворение от осознания того, что он больше не сможет никому навредить.

Он должен был страдать больше.

Заставляя себя сосредоточиться, я оцениваю ситуацию.

— Он слишком большой.

— Нам просто нужно его немного сложить, — говорит Лина, и я пытаюсь представить, как он может поместиться.

— Как насчет того, чтобы попробовать позу эмбриона? — предлагаю я, обходя чемодан и подыскивая наилучшее положение, в котором его можно уложить.

— Давай попробуем, — соглашается Лина, и мы начинаем запихивать его тело в чемодан, складывая его конечности в разных положениях, пока нам не удается впихнуть его целиком. Затем, надавив на крышку чемодана, мы изо всех сил пытаемся закрыть молнии и запереть багаж.

— Черт, — выдыхаю я, немного уставшая от напряжения.

Дорога на кладбище довольно легкая, поскольку колеса багажа позволяют легко его нести. Самое сложное — выкопать яму, чтобы похоронить его.

Поскольку я хорошо знакома с кладбищем, то знаю точную остановку, которая должна пройти незамеченной. Этот конкретный участок не помечен и находится под тенью дерева, которое должно скрыть свежую землю.

Сходив в подсобку за лопатами, мы с Линой начинаем копать.

— Честно говоря, это было не так уж плохо, — комментирую я, когда мы заканчиваем копать. — Думаю, мне больше нравится копать могилы, чем