Шрифт:
Закладка:
Старый дружинник Николай сидел на бревнышке, привалившись к стене строения, подперев щеку рукой, и как бы дремал. За стеной, в помещении, куда только что вошел старый воевода беседовали двое. Удалось княжичу чародейство его. Слышал все, как будто рядом стоял. Сильный чародей княжич. Не думал старый воин, что чародейство может таким сильным быть. Зря. А беседа интересная!
— Ну что, Иван, выяснил насчет княжонка?
— Выяснил, святой отец, все выяснил. Никчемный воевода. Одно только, что не пьет. По какой причине, не знаю, но ходок по девкам знатный. Ни одной юбки не пропускает. За то и послан, вернее, сослан сюда был. Соблазнил деву знатную за день до свадьбы. Его и услали от гнева родичей пораньше. Военной науке не учился, у матушкиной юбки всю жизнь просидел. Евграф, что голубей содержит записку от него прочел. Безграмотную. Просит мать заступиться за него и вернуть домой. И жесток. Людские мучительства любит. Попа, когда я ему его предателем выставил, пытать предложил. Дружинника своего выпороть собрался за кольчугу испорченную. А так, набожен. Сейчас в церковь поехал, если малая церковь в слободе не по нраву будет, поедет на посад, в собор.
— А вот это зря ты допустил. Порасскажут ему там много лишнего.
— Не будет он с чернью общаться. Горд и чванен. Я ему много лжи на уши повесил, поверил, что в посаде предатели.
— Смотри, не ошибись. Слушай, он крепок в вере, или просто обряды соблюдает?
— Пока не понял.
— Присмотрись. Может, соблазнить его пышностью католической? Вот подарок был бы царице. Знатный отрок княжеского рода! Устрой ему гулянку с бабами, подбери по краше. Ключницу вот, баба в самом соку, из себя видная, опытная. Знаю, ты на нее глаз положил, но для дела потерпишь. Может, выведает, что у него в голове. Ясно? Если он до женского пола охочь, а в дороге вряд ли у него возможность была, тогда клюнет.
— Сделаю! Хорошая мысль! Мирослава баба проверенная, мне верна. Все ключи у нее на поясе.
— И от подвала?
— От него тоже. Она не предаст, надеется под венец со мной пойти, да только на черта мне она, если я вельможей при царице Марине стану? Но, пока пусть верит!
Николай усмехнулся про себя.
Михаил поговорил с женой отца Серафима, она все подтвердила насчет отступничества старого воеводы от православия, пребывания польского ксендза в крепости и переписке с бунтовщиком Заруцким. Поехали к парому. Старый паромщик подогнал платформу, лежащую на лодках, и перевез их на левый берег Дона. Поднялись к церкви. Отец Варфоломей служил обедню. Постояли, помолились. Закончив службу, отец Варфоломей обратился к новым лицам.
— Кто такие будете, отроки?
— Мы, батюшка, воеводой Одоевским и боярином Шереметьевым присланы, что бы крепость и посад, сиречь город Лебедянь под руку взять и присягу Михаилу принести.
— Посад хоть сейчас присягу принесет, а вот крепость…
— Знаем мы проблему в крепости. Уже донесли известия до нужных людей. Ждем подкрепления, если птица долетела. Нас пока только четверо. Есть пару мыслей, как ситуацию разрешить, но нам поддержка нужна. Хорошо бы с главой посада переговорить тайно.
— Это просто. Андрей! — К батюшке подбежал служка, поправляющий поставленные народом свечи. — Сбегай до Данилыча, скажи, боярин с ним срочно переговорить хочет.
Мальчишка умчался. Михаил подошел к списку Тихвинской Божьей матери, помолился за Анну, за их скорейшую встречу. Варфоломей внимательно следил за ним. Интересный юноша. Молод, знатен, красив, по-видимому, смел. И да, имеет дар и не слабый. Только за что его на такое опасное место определили? Кому не угодил? Или и впрямь, как его дружинники рассказывают, девицу не ту соблазнил? Непохоже. Дураком балованным не выглядит. Ладно, расспросим вместе с Иваном Данилычем.
Голова пришел минут через пять. Посмотрел на Варфоломея, тот кивнул на замершего у иконы молодого человека. Точно, тот самый, что позавчера явился с грамотой на воеводство, только выглядит сейчас приличнее. Одет по-боярски, дорого, на поясе то ли сабля, то ли меч изогнутый. Громко спросил: — Звали, отец Варфоломей?
— Да, вон, боярин, воевода наш, присланный из Москвы хочет с тобой поговорить.
Михаил обернулся, сдержанно, но уважительно поклонился, протянул руку.
— Михаил Муромский, младший сын князя. Не боярин, просто княжич. Прислан Федором Шереметьевым воеводой в Лебедянь, которую государство под свою руку взяло. У меня два вопроса к вам. Зачем вы забрали у бывшего воеводы две кулеврины и две пищали? Без припаса огненного. Что с ними делать собрались?
— Погост оборонять, что еще. Ядра кузнецы нальют, припас ищем у кого купить.
— И кто стрелять будет?
— Найдем, кто много народу воевать за Русь хотят, не то, что предатели в крепости.
— А если знали, что в крепости предательство, почему не сообщили куда следует? Тогда бы меня не с тремя дружинниками отправили, а с десятком, и со старым воеводой, предателем другой разговор был бы. Или вы тоже, как он за поляков стоите?
— Ты чего меня допрашиваешь? Если тебе грамоту дали на воеводство, так уже себя в праве считаешь? Мне народ защитить надобно! Тот, что за Русь и избранного народом государя стоит. А ты за кого? Мы присягу готовы принести Михаилу. А ты принес?
— Я больше, чем присягу принес Михаилу. Побратались мы ним. Кровные братья теперь. За близость к нему и ополчились на меня Салтыковы. Поклеп возвели. Вот меня с трудным заданием и отправили сюда, что бы, пока Михаил не коронуется, пересидеть.