– Спасибо. – Хестер серьезно посмотрела на колдуна. – Без вас все было бы иначе. Там, за чертой, я вспомнила про старый наговор. Как же… А! В семи водах омой ноги, тремя дымами окури волосы. Дважды закапай в глаза сок белой травы. И один-единственный верный шаг приведет тебя туда, где твое сердце.

– Подвох в дыме, мало у кого остался правильный рецепт смеси, – проворчал Эрлих, – но в целом да, это привело бы тебя туда.

Вздохнув, Ее Императорское Величество кротко попросила:

– Эрлих, прошу, определитесь с тем, как вы ко мне обращаетесь. Ваши перепады изрядно раздражают.

– Только перепады?

– Месяц назад я бегала по рынку с дырявой корзиной и выискивала продукты подешевле, – усмехнулась Хестер. – Графское достоинство и спесь растворились, а императорские еще не наросли. Поэтому да, меня раздражают именно перепады.

– Я очень сильно старше, – маг душ сощурился, – но стою неизмеримо ниже.

– Вы предлагаете мне самой принять решение? – Хестер вскинула бровь. – Окажите мне честь, Эрлих, и обращайтесь по имени.

– И во множественном числе, – кивнул некрос. – Как прикажете, Хестер. Кстати!

Он вновь вытащил стекляшку.

– Обращайте внимание на тех, кто употребляет много обезболивающего. Осколок пытался проскочить вместе с вами и попал ко мне. Увы, это какая-то очень сильно дилетантская поделка, и потому установить прямую связь с владельцем невозможно. Однако боль… Боль я хозяину передать могу.

Эрлих вновь подкинул шар и, поймав его, убрал за пазуху.

– Прошу, мой портал стабилен, но даже я не могу поддерживать его часами.

Немного смутившись, леди Аргеланд поспешно шагнула вперед. И оказалась в такой же маго-насыщенной палате, в какой и проснулась.

– Нет, он выглядит совершенно не так, – прошептала Хестер.

Даррен хмурился во сне. На его лице не было ни мертвенной бледности, ни темных провалов под глазами. Да и… Да и сила, личная сила клубилась вокруг дракона.

– Он превращался. На той стороне.

– Древняя кровь дарует мощь, но отнимает разум, – закатил глаза Эрлих. – Надеюсь, в этом был смысл?

– Я падала. С террасы вниз, к облакам.

– Мне трудно представить, каким образом вы из лабиринта оказались у ритуального входа, – тяжело вздохнул Эрлих. – Вы его даже в теории найти не должны были.

– Меня туда привел подселенец.

– Мне все больше и больше хочется узнать всю историю, но, видят боги, разумнее выслушать двоих сразу, – проворчал некрос.

Оставив на щеке любимого поцелуй, Хестер повернулась к Эрлиху.

– Не поможете ли еще немного?

– И как же? – заинтересовался маг.

– Моя подруга под моей личиной в парке раздает людям цветы. Я хочу поменяться с ней местами.

– А могли бы отдохнуть.

– У меня есть прекрасная идея, – открыто улыбнулась Хестер, – мне просто нужно поменяться местами с Вай и пустить новый слух!

– Я, признаться, слаб к слухам и сплетням, – задумчиво проронил Эрлих. – Правда, обычно я предпочитаю давать повод, нежели участвовать в распространении… Оттого это особенно притягательно. Что от меня требуется?

– Я возьму накидку с глубоким капюшоном, подойду к Вай под видом доверенного лица, сообщающего новость, – Хестер задумчиво поднесла палец к губам, – и в этот момент надо как-то совершить обмен.

– Не подробно, но понятно, – кивнул некрос.

Все прошло как по маслу. И, что самое главное, практически без использования магии! Людям было объявлено, что прибыло доверенное лицо Ее Императорского Величества и что нужно подождать. Стенки шатра были опущены, а все, кроме Императрицы и охраны вышли.

И вот уже охране Эрлих отвел глаза, что заставило Хестер поежиться: насколько же колдун силен?!

Едва лишь шатер был вновь открыт, как леди Аргеланд поднялась на ноги и простерла руки к собравшимся:

– Наши труды умилостивили богов! Радуйтесь, опасность миновала! Берите цветы и несите в храм, благодарите богов за милость!

Химмары, веннары и таннары опустились на колени в едином порыве. Кто-то расплакался, кто-то начал молиться. В этот момент стало предельно ясно: безвластие пугает всех.

– Славьте милосердных богов, – говорила Хестер, протягивая цветы.

– Благодарите за здоровье Императора, – вторила ей Вайолин.

– Молитесь усердно. – Милли также заняла свое место рядом с подругами.

И только волка была почти равнодушна. Раздутое пузо клонило химеру в сон, и она была до крайности благодушна. И недвижима. В толпе даже пошли разговоры, что вскорости Императрица станет доверенных людей маленькими химерами одаривать. Про эти шепотки рассказала Вай – ее острый слух позволил Хестер чуть лучше узнать, о чем говорят ее подданные.

Вереница недоверчиво счастливых имперцев тянулась до самого вечера.

– Ворота закрыты, – шепнула Вайолин. – Осталось немного.

Хестер коротко кивнула.

– Славьте богов, добрая госпожа, – негромко проронила леди Аргеланд.

– Здоровья и долголетия, – прошептала старуха и, кланяясь, отошла.

Еще несколько человек и…

– Последний, – шепнула Вайолин и ошеломленно добавила: – Ох ты ж…

Хестер вскинула голову и с трудом сдержала похожее, но более нецензурное выражение.

В сгустившихся сумерках, тяжело опираясь на узловатую палку, по дороге брел Мудрейший. Простая ряса из грубого полотна, белые как снег волосы и истончившаяся кожа – старик выглядел так, будто видел смерть.

В этот момент Хестер преисполнилась стыда и разочарования самой собой. Она не вспомнила про него после Прорыва. Не позаботилась и даже не…

«Могла бы приказать послать ему корзину фруктов и целебных зелий, – укорила себя леди Аргеланд. – Если не сразу, то хотя бы в момент, когда кольцо-печать легло на палец».

– Славьте милосердных богов, Мудрейший. – Она не стала ждать, пока он подойдет к ее импровизированному трону, и, встав, поднесла ему цветы сама.

А после, понимая, что старику будет тяжело нести охапку роз, пошла с ним рядом.

– Благое дело вы сотворили, – негромко проронил Мудрейший. – Слухи притихли, химмары, веннары и таннары объединились в едином порыве.

– Все эти дни мои мысли были посвящены Императору и Империи, – так же тихо ответила Хестер.

Она даже не лукавила: о стране она тоже думала. Не всегда корректно, без особого трепета и пиетета, но думала!

– Храм поддержит любые новости, касающиеся исцеления Его Императорского Величества, – старик тяжело вздохнул, – молитвы не стихали