Шрифт:
Закладка:
— Эй, стой. Я пошутил, блин…
Зыркнув на него недовольно, расслабляюсь и отодвигаюсь. Воспользовавшись поданной мне рукой, сажусь в машину и тянусь к ремню безопасности, наблюдая как Ваня размещается рядом.
Снова ошпаривает мое тело горячими, как кипяток, взглядами. Нетерпеливо ерзаю пятой точкой. Боже, помоги!..
— Ты ничего не сказал про мое платье и то, как я выгляжу. Я два часа стояла возле зеркала, — предъявляю претензию, глядя прямо перед собой.
— Пф… Я чуть в штаны не слил.
Закатываю глаза. Солдафон.
— Это грубо, Вань.
Он поворачивает ключ в замке зажигания и выезжает с парковки. Почесывает бровь и задумчиво склоняет голову набок.
— У тебя чудесное платье, Таисия. И ты, очень красивая, — тоном хорошего мальчика тихо произносит. —
— Спасибо, Ваня, — скромно отвечаю. — Прямо неожиданно…
Он смеется и тянется за сигаретами.
— Так нормально? — спрашивает, подкуривая. — Мне кажется, я всё и всегда схватываю налету.
Хочется лопнуть его самомнение как мыльный пузырь.
Пожимаю плечами и чуть свысока посматриваю:
— Немного ненатурально прозвучало, но я спишу это на ваше, — многозначительно пялюсь на внушительный пах, — … хм-м… шоковое состояние.
Ситуация в салоне становится непринужденной, и мы вполне мирно снова болтаем об открытии Ваней и Мироном собственного бизнеса. Мне ничего в этом непонимающей, кажется, что все это сложно и… для взрослых, что ли.
Ваня — видно, хорошо подкован. Рассказывает мне о тонкостях, ругается на банки и налоговую. Не жалуется, нет. Просто делится. Пожалуй, впервые за все время.
Я стараюсь все запомнить и все больше нервничаю, потому что мы выезжаем за город. Молчу ровно до того момента, как мы сворачиваем с дороги по указателю «Аэродром».
Мозг взрывается.
— Только не говори мне, что это то, о чем я думаю, — нахмуриваюсь и по-деловому складываю руки на груди.
Настроение, как карточный домик, карта за картой — рушится.
Поглядываю на уже пожелтевшие бескрайние поля за окном и пытаюсь поскорее проглотить горечь разочарования. Неужели так бывает?
— Что? — непонимающе отвечает он, не сводя глаз с проселочной дороги прямо перед нами.
Улыбается загадочно.
— Ты что… везешь нас прыгать с какого-нибудь парашюта, Соболев?
— Не с какого-то, а с десантного, — гордо выговаривает и коротко на меня смотрит.
Подмигивает мне, веселится. Прикладываю ладони к щекам.
Я его убью сейчас.
Просто убью.
— Я в шоке, Соболев, — повышаю голос. — Я столько собиралась, укладывала волосы, выверяла каждую стрелку на глазах, чтобы мы… прыгали с парашюта? Серьезно?
Ваня протягивает руку и успокаивающе поглаживает мое колено.
Ему радостно, а я взорваться готова.
— Тебе понравится, Тая. Вот увидишь.
— Мне не понравится, — сжимаю зубы, скидывая его руку.
— Откуда ты знаешь, ты ведь не пробовала.
— Ты просто псих, Соболев, — всхлипываю.
— Эй, не обзывайся, королева.
Он паркует «Рэнж Ровер» прямо на поле, я пытаюсь оглянуться, но Ваня отвлекает. Быстро расстегивает ремень и захватывает мои руки в свои ладони.
— Что тебя останавливает? — спрашивает.
Смотрю в его смеющиеся глаза, и хочется плакать.
— Я просто не хочу…
— Тебе понравится.
Он издевается.
— Я в платье, — смотрю на голубой шелк, который уже успел помяться. Среди этого поля выглядит он несуразно.
Закусываю губу и качаю головой.
Парашют? Это для меня что-то вроде добровольного самоубийства. Кому вообще такое может нравиться?
— Инструктор выдаст тебе специальный комбинезон. Не переживай за это, — продолжает уговаривать Ваня.
— А то, что я без белья, тебя не смущает? — вскрикиваю.
— Без чего ты?
Ваня точечно закидывает мое тело взглядами. Грудь, бедра, снова грудь. Я чувствую внизу живота микроферму из порхающих бабочек и скрещиваю ноги.
— Без белья, — развожу руками и тихо сообщаю. — С этим платьем его не носят…
Настороженно наблюдаю, как Соболев откашливается и открывает дверь со своей стороны. Отходит на пару шагов, забрасывает руки за голову и смотрит в небо, а я на приоткрытую поясницу и его подкаченную задницу.
После двух минут медитации, огибает капот, помогает выбраться мне.
— Я пошутил, Тая, — произносит, извлекая с заднего сидения букет белоснежных роз и вручая его мне. — Но ты мне отомстила. Я теперь ни о чем другом думать не смогу, как бы ни старался.
Окунаю лицо в цветочный аромат, пока Ваня ведет меня за машину, и ошеломленно смотрю на небольшой, круглый столик, накрытый белой скатертью и заставленный тарелками.
Вокруг стола два небольших кресла, а рядом на еще одном таком же разместился музыкант — парень примерно нашего возраста, с гитарой в руках.
— Наконец-то приехали, — машет он рукой. — Прошу к столу…
Тая
— Как красиво, Вань. Я и не думала, что ты такой романтик.
Соболев открывает бутылку с белым вином и наполняет мой бокал. Себе наливает минеральную воду.
— Я? Романтик? Это умное планирование, — усаживаясь поудобнее в кресле-мешке, серьезно сообщает. — В идеале я надеюсь, что ты сжалишься и засчитаешь этот вечер минимум за две недели, а лучше за целый месяц.
— Максимум — одно свидание за два, Вань, — скромно выговариваю и озираюсь по сторонам.
Лесополоса довольно далеко, заросшее поле — будто бескрайнее. На душе стойкое ощущение свободы и… полета. Я скидываю туфли и прохожусь пальцами ног по траве. Ступню приятно покалывает, и я повторяю манипуляции.
— Эх, не прокатило, — грустно вздыхает Соболев, закуривая.
Я прикрываю веки и улыбаюсь. Перебирание гитарных струн отзывается в сердце радостью и волшебством, что ли. Это такое едва заметное ощущение, что так как сейчас — хорошо — никогда в жизни больше не будет.
Чувство одновременно приятное и щемящее. Его хочется проживать, но грустно это делать.
Симпатичный брюнет с гитарой сразу показался мне знакомым. Вспомнила, только когда он назвал свое имя. Это Костя Громов, двоюродный младший брат Мирона. Правда, сразу как мы уселись за стол, он переместился за «Рэнж Ровер», и теперь кажется, что музыка льется из ниоткуда.
— Он подрабатывает? — понижаю голос до шепота и киваю в сторону машины.
— Костян?
— Ага.
— Нет. Я кое-что пообещал ему за помощь.
— И что же? — приподнимаю брови вопросительно.
— Сонькин номер, — подмигивает мне.
— Ого, — удивляюсь и шепчу. — Я думала, что ты из тех братьев, которые запрещают встречаться с мальчиками.
— Кто такое сказал? Они оба несовершеннолетние. Косте семнадцать, он нормальный пацан, и у него серьезные намерения.
— Очень серьезные, — музыка вдруг обрывается. — И вообще, я все слышу.
Я смущаюсь, а Соболев смеется.
— С пиццей не получилось. Надеюсь, роллы ты будешь? — спрашивает Ваня.
— Роллы я буду, — отвечаю. — С сентября начинается активная подготовка к конкурсу. До этого времени можно дать себе послабление.
Он будто хочет что-то сказать, но на удивление молчит.
— Ну давай, — улыбаюсь. — Говори, Вань.
— Что?
— Про
