— О, ладно, — я опускаю взгляд на свою грязную одежду и жалею, что у меня нет чего-нибудь чистого, во что можно переодеться. — Просто дай мне быстренько умыться, и я буду готова.

— Я еду с Джексоном. Ты можешь остаться здесь, — слова звучат отрывисто, но не жестко. Больше похоже на простую передачу информации.

Но все равно для меня это как удар. Я натурально отшатываюсь назад.

— Что? О чем ты говоришь? Естественно, я поеду с тобой.

— В этом нет необходимости. Это просто разведывательная вылазка. Мы вернемся сюда, чтобы обдумать наши дальнейшие шаги.

— Но это мои люди в бункере. Не Джексона. У меня больше причин поехать, чем у него. Я не собираюсь оставаться в стороне.

— Тебя никто не отстраняет, Оливия, — Грант произносит так мое имя только тогда, когда я его раздражаю, но он пытается сохранять хладнокровие. — Нам придется ехать час. Выйдем из машины и осмотримся. И вернемся. Тебе нечего делать в этой поездке.

— Значит, ты вернешься через три часа?

— Может быть, — его лицо слегка напрягается. — Возможно, нам придется задержаться подольше, если мы не сможем сразу разобраться в происходящем. Но мы будем отсутствовать максимум одну ночь.

— Одну ночь! — я ахаю. Теперь я так расстроена, что меня почти трясет. — Я определенно поеду с тобой. Для чего, бл*дь, ты меня тренировал, если никогда не позволишь мне воспользоваться этими навыками?

— Я учил тебя, чтобы ты могла защититься, когда понадобится, — выдавливает он. — Сейчас не та ситуация. Если ты поедешь с нами, мне придется беспокоиться о тебе

— Мне не нужно, чтобы ты беспокоился обо мне. Я вполне способна сделать то, что должно быть сделано. Почему, черт возьми, ты никогда мне этого не позволяешь?

Его челюсти сжимаются. На мгновение мне кажется, что Грант действительно может выйти из себя, но этого не происходит. Вместо этого он холодно спрашивает:

— И какой толк от тебя будет в этой поездке? Мне не нужно, чтобы ты путалась у меня под ногами.

Несколько секунд я слепо смотрю на него, и мое тело пульсирует, словно от физической боли. Вот как сильно ранят эти слова. У меня сдавливает горло, а глаза горят.

Было бы неплохо что-то сказать в ответ на то, как Грант только что ранил меня, но я не могу произнести ни единого слова. Иначе разрыдаюсь.

И я не собираюсь показывать это ему.

Поэтому я вообще не отвечаю. Я разворачиваюсь и ухожу от него.

***

Они с Джексоном не возвращаются в ту ночь. Я жду весь вечер после того, как заканчиваю работу по дому, и пока мы ужинаем, и потом на вечернем собрании. Я сижу, наблюдая за всем этим, и продолжаю прислушиваться к звукам их возвращения.

Этого не случается. Так что мне приходится ложиться спать одной.

Это ужасная ночь. Я ворочаюсь с боку на бок и мысленно представляю все, что я должна была сказать ему во время нашей ссоры, а затем представляю все ужасные вещи, которые могли с ним произойти. Прямо сейчас. В этот самый момент.

Грант может умереть. Я могу потерять его навсегда. Я даже не знаю, как свыкнуться с этой мыслью.

На следующее утро меня тошнит, я измучена и изо всех сил пытаюсь не развалиться на части. Я работаю в саду несколько часов, а потом брожу по окрестностям в поисках другого занятия. Я должна продолжать работать, иначе у меня случится эмоциональный срыв.

Фэйт на кухне моет посуду, поэтому я иду помочь ей.

Она бросает на меня быстрый взгляд и, очевидно, видит мое душевное состояние по выражению лица.

— С ними все будет в порядке. Они вот-вот вернутся.

— Я надеюсь на это.

— Они знают, что делают, и не будут совершать никаких глупостей. Джексон знает, что с ним станет, что-то отчудит.

Ледяное предупреждение в ее голосе заставляет меня разозлиться.

— У меня нет такой веры в Гранта. Он, скорее всего, сделает что-нибудь глупое. Ему все равно, если в результате я останусь совсем одна, — мой голос слегка дрожит на последнем слове.

Фэйт делает паузу, чтобы ополоснуть тарелку, которую держит в руках. Выражение ее лица слегка смягчается.

— Ему не все равно. Он не бросит тебя одну.

— Надеюсь, — я смотрю на тряпку, которой вытираю насухо посуду, которую она передает мне.

— Они скоро вернутся.

Мы с минуту молчим, пока работаем. Затем Фэйт говорит непринужденным тоном:

— Я действительно не знаю, как тебе удается справляться с Грантом. Раньше я думала, что Джексон жесткий, но по сравнению с Грантом он просто большой плюшевый мишка. Неужели этот мужчина никогда не расслабляется?

Когда я опять фыркаю, в моем голосе звучит настоящее, хотя и сдержанное веселье.

— Да не особо. Он всегда такой взвинченный. Почти непроницаемый. Я не знаю, как… — я замолкаю, осознавая, что говорю, и гадая, имею ли я вообще право высказывать это вслух.

Может, это не моя работа — быть рядом с Грантом в таком плане, хотя я хочу этого.

— Я не думаю, что кто-то действительно знает, как. Все просто чувствуют и делают всё, что в их силах, — Фэйт поворачивает голову, чтобы слегка улыбнуться мне. — Теперь я часто это вижу. Люди, которые в старом мире, возможно, были сильными и молчаливыми, но все равно вели себя мягко со своими близкими, теперь уже толком не знают, как это делать. Быть мягче. Открыться. Потому что мир так похож на зону боевых действий, где всегда нужно быть начеку. Джексон был таким раньше. И, честно говоря, я была такой даже сильнее, чем он. Я так боялась расслабиться — даже немного, даже с ним. Это заняло время, но мы справились с этим. Я думаю, вы с Грантом тоже сможете.

От этих слов я чувствую себя лучше. В глубине души. Но прилив смущения согревает мою кожу. Я снова смотрю на тряпку для посуды.

— Я даже не знаю… хочет ли он… Я имею в виду, мы даже не… это.

Черт, я даже сказать это не могу.

Фэйт тихо смеется. Криво усмехнувшись.

— О, пожалуйста. Вы двое определенно это.

Я не уверена, что сказала бы так после случившегося. Может, я бы, наконец, призналась в нескольких вещах — даже самой себе. Но как раз в этот момент кто-то широкими шагами входит в комнату. Он направляется прямо к Фэйт.

Она едва успевает обернуться, когда Джексон заключает ее в крепкие