Шрифт:
Закладка:
На пороге стояла Алёна. Вадим обомлел: настолько она сейчас была красива. Словно белокурая ведьма с ослепляющим взглядом и румянцем во всю щеку. Впервые он понял, что означает выражение «метать молнии». Это были даже не молнии. Это были сверкающие сгустки космической энергии, главной составляющей которой была ненависть. Вадим поежился, так ему стало неуютно. Он попытался улыбнуться и даже протянул букет, с трудом удерживая его одной рукой.
— Каааазел! — заверещала сиреной Алёна и, выхватив букет обеими руками, со всей силы ударила им Вадима.
Белые лепестки ворохом посыпались на голову и плечи, а острые шипы поцарапали до крови щеку. Вадим потрясенно вытаращил глаза, не в силах шевельнуться с места.
— Вали отсюда, урод!!! — продолжала визжать Алёна, не сбавляя децибелов. — Собирай свои манатки на улице и вали, куда подальше! Чтоб я тебя не видела никогда! Ублюдок!!! Мразь! Скотина! — продолжала она хлестать Вадима по рукам, голове, туловищу.
Он пытался увернуться, прикрыться локтем и хоть как-то попытаться угомонить девушку, но она словно выпила колдовское зелье и обрела неведомую силу. Толкала и пихала его так, что он еле удерживался на ногах. Букет давно рассыпался, но Алёна подхватила несколько толстых стеблей и, не обращая внимания на шипы, вонзившиеся в ладонь, секла Вадима, как секут розгами провинившегося ученика.
— Получай, гад! И вали отсюда! Получай! И вали!
Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это избиение младенцев, но Вадим вдруг пришел в себя и, разом собравшись, навалился всем телом, заставляя Алёну отступить вглубь квартиры. Она, видимо, уже выдохлась, потому что на этот раз ему удалось протолкнуть ее в узкий коридор и захлопнуть дверь. Вадим тяжело дышал и вытирал ладонью лицо, на котором выступили царапины с каплями крови, будто бешеная кошка, прошлась всеми четырьмя лапами по коже.
— Угомонись, дура! — вдруг рявкнул он так громко, что у самого зазвенело в ушах.
В ответ Алёна схватила первый попавшийся под руку предмет — тяжелую хрустальную пепельницу, и метнула ее в Вадима. Он еле успел отскочить в сторону. Пепельница оставила вмятину в косяке, но не разбилась, а рухнула на пол, прямо на ногу и покатилась, как увесистое колесо в угол. Вадим взвыл, даже сквозь ботинок он почувствовал резкую боль.
— Совсем уже! — гаркнул он. — Убить же могла! Идиотка!
— Я идиотка??? — заорала во всю мощь своих легких Алёна. — Хотя да! Идиотка! Только такая идиотка, как я, могла поверить тебе! Развесила уши!
Вадим благоразумно промолчал, не понимая, что вообще могло вызвать такую ярость.
— Подожди, немного, — кривлялась и сюсюкающим голосом передразнивала Алёна Вадима, — я пока не могу развестись… Вот скоро, совсем скоро, вот еще чуть-чуть… Ублюдок! Долго ты еще собирался мне пудрить мозги?!
И тут до Вадима дошло: кто-то рассказал Алёне, что он уже в разводе. Светка! Больше некому. «Вот тварь!» — чуть ли не заскрежетал зубами.
— Твоя бывшая жена мне всё рассказала! — словно прочитав его мысли, крикнула охрипшим голосом Алёна.
— Тася?! Но как? Она звонила? Где ты…
— В библиотеке! — взвизгнула Алёна и даже топнула ногой. — В гребаной библиотеке! Куда мне полезно ходить! — снова передразнила она Вадима и разрыдалась.
Вадим лихорадочно соображал, как исправить ситуацию. Но как назло, в голову ничего не лезло.
— Оленёнок, — проблеял он и сам поразился, как жалко прозвучал его голос.
Алёна плакала навзрыд, прижав к лицу ладони. Она была похожа на ребенка, у которого только что на глазах разрушили мечту, отобрали подаренного щенка или не взяли на праздник, который она ждала целый год. Вадим осторожно приблизился и с опаской прикоснулся к плечу, а потом обнял.
— Алёнушка. Я собирался тебе сказать. Понимаешь, это не то, что ты думаешь…Из-за такой глупости ты…
И тут Алёна гибко вывернулась из его рук и, вытирая злые слезы, прошипела.
— Уходи! Немедленно уходи!
— Алёна! Ну, перестань, пожалуйста! Давай, поговорим! Ради ребенка, успокойся, тебе же нельзя нервничать! — увещевал Вадим, пытаясь снова подойти ближе.
— О ребенке вспомнил?! А может, это вовсе и не твой ребенок, понятно?
Вадим словно споткнулся о невидимую преграду, лицо его побледнело и стало беспомощным. Алёна, воспользовавшись его растерянностью, резко распахнула дверь и вытолкала, как ненужную вещь, наружу. Так и остался он стоять на площадке, сплошь усыпанной белой пеной лепестков, как будто здесь встречали счастливых жениха и невесту. И только сломанные стебли искалеченных роз намекали на произошедшую катастрофу.
Глава 20
Вадим проснулся рано, настроение уже с утра было отвратительным. Он не стал сразу вылезать из-под одеяла, а натянул его почти по самые глаза, и как обидевшийся на весь мир ребенок, вздохнул.
Вспомнилось, как в детстве, в классе пятом, он очень ждал зимних каникул, но прямо под Новый год разболелся фолликулярной ангиной. Не мог ни есть, ни пить, а в это время стол ломился от разных вкусностей, которые сумели достать через знакомых.
Особенно хотелось набрать горсть рыжих упругих мандаринов, чья нежная пористая кожица чистилась так легко, ароматно пропитывая пальцы запахом свежести и праздника. Вадим даже попросил принести ему один, но как только положил в пересохший рот, заботливо отделенную матерью дольку и, разжевав, попытался проглотить, воспаленное горло, словно обожгло кислотой.
Он сморщился и заплакал, а мать еще долго бегала вокруг, и как встревоженная наседка, хлопала руками, уговаривая его не расстраиваться. Она даже запретила есть мандарины всем домочадцам, сложила их в отдельную вазу и принесла в комнату Вадима, торжественно водрузив на стол. Получилось еще хуже. Теперь оранжевые шарики только раздражали, потому что съесть их здесь и сейчас было невозможно.
А самое главное, Вадик за все каникулы ни разу не вышел на улицу. В то время как мальчишки строили во дворе снежные крепости, летали под откос на ледянке и возвращались домой, промокшие до костей, Вадик лежал в жаркой постели, пил горькое лекарство и полоскал горло противным раствором, который мама называла «морской водой».
Шумной стайкой пацаны возвращались поздно вечером домой, из-за окна были слышны их радостные возгласы, а Вадик тоскливо пялился в потолок. Распаренные, друзья снимали с себя одежки и развешивали их на батарее. Оставалось только наесться до отвала всего, что наготовила мама и завалиться на диван с просмотром очередной серии приключенческого сериала. Всего это Вадик в ту зиму оказался лишен. Он впервые почувствовал себя ущербным.
Вот и сегодня чувство ущербности появилось снова. Вадику казалось, что он превратился в калеку и при этом потерял