Шрифт:
Закладка:
– Деточка, пожалуйста, помоги встать, экая я неуклюжая, ногу подвернула.
И одна конечность у нее распухает прямо на глазах. Очень похоже на перелом, о чем я и сказала, поднимая незнакомку.
Она отреагировала без истерики:
– Ну да, возможно.
Оставлять ее одну показалось неправильно, предложила вызвать «Скорую».
Дама руками замахала:
– Ее ждать долго, замерзну. Вообще-то шла из дома в ведомственную поликлинику. Она на соседней улице, допрыгаю туда на здоровой ноге.
Ага! Хорошая идея «допрыгать»! Я повела ее в поликлинику. Мы там, наверное, часа два просидели, узнали: перелома нет, вывих. А это тоже очень больно! Понятно, что успели познакомиться, и Екатерина Андреевна с каждой минутой все больше и больше нравилась Груне. Она напоминала Афанасию Константиновну – такая же тихая, улыбчивая, добрая. Понятно, что нога сильно ноет, но женщина спокойно говорит:
– Все отлично, сама виновата. Велел же сын: «Мама, не ходи никуда в гололед. Не бегай по улице». Вот не послушалась мальчика и получила больную ногу.
Несколько раз Екатерина Андреевна пыталась отправить Груню домой, уверяла:
– Сама в поликлинике справлюсь. И до дома легко доберусь, тут близко. Деточка, у тебя небось дел полно!
Но как пожилой женщине с вывихнутой ногой самостоятельно по гололеду в родную квартиру дошагать?
Я ей отвечала:
– Придется вам меня еще потерпеть, вот увижу, что в квартиру вошли, тогда и уйду со спокойной душой.
В конце концов Екатерине Андреевне выдали два костыля. Мы с ней побрели по Большой Ордынке, и я вновь оказалась у Марфо-Мариинской Обители.
Спутница перекрестилась.
– Знаешь, что там за оградой? – улыбнулась она.
Тут меня словно за язык дернули:
– Да уж. Побывала там.
И выложила всю историю. Как не сумела провести интервью, встретила дядьку с бородой, как сегодня просила святую Елисавету о помощи, а начальник Груню на работу не взял. Мне так эта ставка нужна! Знаю два языка, а не понравилась мужчине.
Собеседница удивилась:
– Чем мотивировал отказ?
– Не член КПСС и аморальная личность, потому что имею ребенка, но нет мужа, – отрапортовала я.
И тут мне стало так горько, так обидно, что принялась оправдываться:
– Имелся штамп в паспорте. Но за сорок дней до появления Аркаши на свет умер мой папа.
И сообщила, кем был мой отец, как супруг убежал в тот же миг, когда узнал, что тестя-писателя на свете нет… Агриппине не свойственно делиться своими горестями, печалями, проблемами даже с близкими людьми, а тут остановиться не могла. Наверное, сработал «эффект попутчика». Человек способен выложить соседу по купе в поезде такие сведения о себе, какие никогда родным не откроет. Почему? Потому что навряд ли когда еще этого соседа увидит.
Екатерина Андреевна впала в крайнюю степень негодования:
– Ах он паразит! Ах долдон! Мерзавец! Не зная девочку, так себя повел! Святая Елисавета всем помогает! И тебя тоже непременно поддержит!
Я улыбнулась про себя: ну мне-то никто руку не протянет. В кармане десять копеек, до зарплаты три дня. Хорошо, что Аркаша ходит в садик, там мальчика покормят. А мы с собакой Снапиком поедим сечку, она вкусная, в особенности если в нее жареный лук положить. А лука-то дома и нет. Ничего, мы с песиком и так слопаем кашу. Не в первый раз.
Мы дошли до дома Екатерины Андреевны, поднялись на этаж, хозяйка открыла квартиру и обрадовалась:
– Ой, надо же, сын уже приехал. Обычно раньше восьми не возвращается со службы. Милый, иди сюда. Хочу тебя кое с кем познакомить.
А я стою на коврике у вешалки, думаю: надо уходить.
Дальше прямо как в кино: в холле появляется мужчина, который отказал Груне в работе. Он смотрит на меня, я смотрю на него, мы, конечно, друг друга узнаем. А Екатерина Андреевна радостно тараторит:
– Шла в поликлинику, упала. Лежу, встать не могу. Тут Грушенька подходит. Поднимает меня и полдня везде с незнакомой бабкой бродит. К врачу отвела, домой доставила. Сейчас заварю свой лучший чай, а вы пока познакомьтесь! Витя, не стой как соляной столб, поухаживай за Грушенькой. Кабы не она, лежать бы твоей матери на тротуаре, пока не помру.
И поковыляла в глубь квартиры.
Сын ее, глядя вслед, забормотал:
– Спасибо, раздевайтесь, сейчас… э… чаек… ну…
А я понимаю: не хочу находиться рядом с ним, даже секунду. Да у Груни язык не шевелится.
Возникает тягостная пауза.
Он опять глядит на меня, я опять смотрю на него и тут наконец-то произношу: «Простите, пожалуйста, у меня ребенок в детском саду, надо его забрать», – и уношусь прочь со скоростью испуганного таракана. Вылетела из подъезда, бегу к метро, боюсь, вдруг сынок этот за Груней погонится, думаю: «Ну, жуть какая-то. Ужас, ужас прямо, катастрофа!»
Вечером, где-то в полдесятого, раздается звонок, незнакомая женщина представилась начальником отдела кадров той организации, начальник которой назвал Груню морально неустойчивой, то бишь проституткой, и попросила: «Агриппина Аркадьевна, пожалуйста, приходите завтра, принято решение взять вас на работу».
Ставка жизненно необходима, но видеть этого Виктора каждый день невыносимо. Я спокойно ответила:
– Спасибо. Но поскольку ваш начальник сегодня во время нашего разговора сообщил, что он меня не возьмет, уже устроилась в другое место.
Бросила трубку, заплакала, думаю: «Груня, ты полная дура! Отказалась от работы. Из-за чего? Следовало нестись туда сломя голову. Забыла, сколько у тебя денег до жалкой получки? Между прочим, у Аркаши зимнего пальто нет! Следовало подумать о ребенке, а не о своей гордости».
На следующий день варю сечку на обед, раздается звонок в дверь. Времена советские, мы тогда незваных гостей не боялись, глазка во входной двери у меня не имелось. Открыла створку – и дар речи потеряла. Смотрят на меня Виктор и Екатерина Андреевна. Мать сына в бок толкнула:
– Говорила тебе, гордая она! Нет у нее работы.
И потом ко мне обратилась:
– Впустишь нас?
Я опомнилась:
– Входите.
Екатерина Андреевна вбежала в квартиру, а Виктору велела:
– А ну тащи все сюда.
И через четверть часа у меня полный холодильник продуктов, у Аркаши – набор машинок.
Еще Екатерина Андреевна сумку большую на стул поставила.
– У моей племянницы сынишка на два года твоего старше. Тут вещи, которые ему уже малы. Не побрезгуй,
