Было плевать на боль в спине, было на всё плевать. Она никогда не испытывала подобного блаженства, только с этим мужчиной. Можно ли так сильно кайфовать от чего-то, чтобы хотеть умереть от эйфории в этот конкретный момент? Какая-то невообразимая безумная зависимость, но каждый раз как в первый.

А Рэтару было так плохо… боги!

— Хэла, Хэла моя, девочка моя, любимая, родная моя, — он шептал, словно в бреду. — Прости меня, прости меня, Хэла… я… боги, Хэла…

И она, желая унять это его горе, вцепилась в него со всей оставшейся внутри силой. Ей надо было объяснить. Надо было найти в себе силы говорить, но чёрная ведьма захлёбывалась его тоской по ней, она чувствовала, что он поверить не может, что обнимает, что прижимает её к себе, после того, что сделал.

— Помнишь, — проговорила она шепотом, — я говорила, что была в Йероте?

Он замер, слегка кивнул, но было страшно выпустить её из рук, как будто она станет чужой, словно всё это ему показалось. И Хэла пропускала эти его чувства через себя, потому что контролировать себя было сейчас очень сложно.

— Я не сказала, что я там делала. Маги, перед тем, как отдать тебе, решили меня, ну не знаю, проучить, — не очень подходящее слово, но подбирать слова лучше сейчас у неё не получалось. — Они доставили меня в столицу на наказание серой принадлежавшей этому вашему царю.

И тут Рэтар всё же посмотрел ей в лицо.

— Той несчастной назначили восемь плетей, — проговорила Хэла и тонула, тонула в его глазах, его боли. — Её конечно порол его личный палач. На седьмой удар она была мертва.

Руки ферана непроизвольно сжали Хэлу сильнее, будто он представил, что подобное случилось с ней. Ведьма постаралась не сильно показывать, как болит в спине.

— Когда я услышала приговор, я поняла, что это не наказание, а казнь, — пояснила она. — И я шла умирать, а когда увидела тебя… я поняла, что буду жить.

— Хэла, — выдавил из себя Рэтар и по щекам его потекли слёзы, что до этого непролитые стояли в глазах.

— Я знаю, что ты спас мне жизнь, — она аккуратно стёрла сначала одну слезу, потом другую. — Спасибо.

— Не смей, нет, — Рэтар резко мотнул головой, нахмурился, — не смей меня благодарить. Я… Хэла, боги…

Феран снова прижал её к себе, а потом видимо осознал, что ей ещё больно. Поднялся с колен и сел на кровать, на которой она лежала, устроил у себя на коленях.

— Он наказал не тебя, родная, он наказал меня, — прошептал он, гладя её щёку. — Прости меня за это. Он указал мне моё место. Ему наплевать на твою жизнь. Он знал, что ты мне дорога, но до конца ему было не интересно разбираться насколько. Он просто поставил на это и выиграл, и выбора у меня не было — или смотреть как тебя убивает его палач, или наказать самому, даже не надеясь, что ты когда-нибудь простишь меня. И то, что я сделал. Ему было от этого даже лучше.

Рэтар закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— У моего отца была наложница, — проговорил он, хмурясь, и ласково гладя шрамы Хэла на спине. — Из Росены. Её увели наёмники из селения, когда разорили его. Потом она попала к отцу. Не знаю, что в ней было такого, но он в то время вообще никого кроме неё до себя не пускал. А она. Она была такой, не знаю…

Рэтар запнулся, погружаясь в воспоминания и Хэла чувствовала, что они были очень болезненными.

— Я был ребёнком, но видел, что она словно не здесь. У неё был тот страшный взгляд — пустой, мёртвый. Тот каким ты меня тогда напугала до смерти, — и он погладил её по щеке, а ведьма повела головой, давая понять, что понимает о чём он. — И мама… мама никогда не ревновала отца к наложницам, а к той ревновала. Была сама не своя. Это длилось пару луней. А потом…

Феран нахмурился, словно прислушиваясь, потом вздохнул:

— У этой девушки был сговор на обвязь, парень отправился её искать и нашёл. Уж не знаю как, но он смог нанять корнайцев. Тогда семья была в Трите и я думаю, что им помогли, может даже мама, потому что они выкрали ту наложницу, обойдя охрану и убив всего одного стража. И отец, когда узнал, взял часть своего отряда, своих форов и пустился в погоню. Я тоже был среди них, и Тёрк, — Рэтар прикрыл глаза, вспоминая. — Мы нагнали их чуть дальше сцепившихся скал.

И Хэла знала, что это те скалы, где они нашли тела разведчиков, когда возвращались в Зарну.

— Корнайцев убили, а девушку и паренька отец взял живыми и доставил в Зарну. Его отдал своим форам, — и он зажмурился с неприязнью, — а её… Её порол сам. Я был на верхней галерее. Считал удары, сбивался и снова начинал считать. И видел как он, уставая, менял одну руку на другую.

Рэтар открыл глаза. Ему действительно было сложно вспоминать, а сейчас видимо его состояние после того что сделал с Хэлой, накладывалось на то, что было тогда и становилось совсем тяжело, и ведьма остановила бы его, но ему надо было рассказать, вот это она очень хорошо понимала.

— Видел как спина её превратилась в кровавое месиво, — и Рэтар смотрел вроде на неё, но всё равно сквозь, — кровь, мясо, белеющие кости. А она всё не умирала. Но отец знал толк в порке. Он умел убивать всего с нескольких ударов, как и палач эла, но умел и растягивать пытку. Я никогда не забуду его лицо, её лицо, и то, что осталось от лица того несчастного, который её спасал. Форы отца выволокли его и бросили перед ней. Начался дождь, тогда уже не ледяной, но ещё холодный. Отец оставил их, сел перед дверями и я могу поклясться, что ему было больно. Меня утащил Тёрк, еле оторвал руки от перил. А отец так и сидел, пока они не умерли.

Рэтар мотнул головой, потом наконец посмотрел на Хэлу.

— Он знает об этом, — объяснил феран, гладя её голову. — Эла знает. Я поделился с ним, когда был его хранителем. Мы были мальчишками — мой отец был жесток, а его безумен. Но ничего не бывает просто так. И вот мне припомнили это. Ударили беспощадно, показывая, кто главный.

— Он просто завидует тебе, — ответила Хэла, погладив его по щеке.

— Завидует? — нахмурился Рэтар. — Чему, Хэла? Я принадлежу ему.