Шрифт:
Закладка:
Для Ричарда Йорка послания Маргариты оказались полной неожиданностью. Сначала он посмеялся над «мужичьим» войском под предводительством сумасшедшей, но вести, приносимые гонцами, вскоре встревожили его всерьез: у него солдат было гораздо меньше. Он был так уверен, что никто не отнимет у него победу, что, щедро наградив военачальников, отправил их в принадлежащие им имения, превратившиеся в ларцы с сокровищами. И теперь с большим трудом мог набрать пять тысяч человек.
Посовещавшись с членами Совета, Йорк решил встать со своей маленькой армией на дороге, ведущей в Лондон. Столицу защищал Уорик, спешно вернувшийся из Кале, и за город лорд-протектор был спокоен. Лондон сдать было невозможно, потому что в нем находился король. Своего старшего сына, графа Марча, Йорк отправил собирать сторонников Белой розы – всех, кто только мог держать оружие.
А со своим вторым сыном, графом Ратлендом – кроме этих двух сыновей у Йорка были еще два сына и дочь, – затворился в замке Сэндал, который мог выдержать многодневную осаду. С подобным препятствием на пути невозможно было не посчитаться, а Йорк не собирался покидать его до тех пор, пока не прибудет подкрепление.
Ранним утром в день Рождества возле подъемного моста запели трубы. Ричард Йорк поднялся на стену. Открывшееся зрелище его не порадовало. Прибыла королева. В шлеме с короной она сидела на коне среди леса пик и множества развевающихся ярких знамен. Само олицетворение войны.
– Вы получили мой вызов, милорд? – крикнула Маргарита.
– Да, мадам.
– И каков ваш ответ?
– Я не сражаюсь с женщинами.
– Я не женщина, я ваша королева. Я приказываю вам вернуть моего супруга, короля милостью Божией Генриха VI, которого вы удерживаете хитростью. Освободите его или выходите на бой!
Разумеется, Йорк не вышел из-за стен замка, продолжая делать вид, что ни во что не ставит Маргариту и ее «разбойничье войско», хотя на самом деле оно его сильно волновало, но ему нужно было выиграть время и дать возможность сыну привести подкрепление. На протяжении трех дней Маргарита приезжала с вызовом и уже называла Йорка трусом, в то время как молодые сеньоры, члены ее главного штаба, откровенно издевались над ним. Слыша насмешки, Ричард потерял от гнева голову и принял вызов, согласившись биться в открытом поле.
Жестокое сражение состоялось под Уэйкфилдом 30 декабря 1460 года. Маргарита во главе своих шотландцев обрушилась на врага, а затем, следуя тактике Ганнибала в битве при Каннах, приказала центру отступать, чтобы взять в кольцо войско Йорка. Поражение завершилось резней. «Без пощады!» – таким был клич этого дня. Простые люди гибли сотнями, но и знатных военачальников тоже поджидала смерть. Ричард Йорк пал в сражении, его сын, граф Ратленд, которому не исполнилось и восемнадцати, бежал со своим наставником, но на мосту Уэйкфилда его настиг молодой лорд Клиффорд и убил со свирепой радостью, сказав:
– Твой отец убил моего, и, клянусь кровью Господа, я убью тебя и уничтожу весь твой род!
Это желание стало законом и обычаем братоубийственной войны. Отец Уорика, старый граф Солсбери, был взят в плен и сразу же обезглавлен лордом Эксетером. Было много и других подобных примеров.
Ненависть Маргариты не насытилась смертью ее врага Ричарда Йорка. Когда Оуэн Тюдор принес ей, держа закованной в железо рукой голову лорда-протектора, которую он отрубил, она дьявольски расхохоталась и дала две пощечины мертвой голове. Потом она приказала увенчать ее картонной короной и повесить на стену Йорка вместе с седовласой головой лорда Солсбери.
– Оставьте между ними место еще для двух, – приказала она. – В один благословенный день там будут головы графа Марча и графа Уорика!
– Нет больше графа Марча, мадам! Отныне он герцог Йорк, – поправил ее Бэкингем.
– Вы правы, милорд. Но радость моя только возрастет от этого.
Победа была полной, но Маргарита совершила непоправимую ошибку: впервые в эти времена, когда худо или бедно, но пытались соблюдать законы рыцарства, она призвала палача.
По приказу королевы он безжалостно рубил головы взятой в плен знати, а простолюдины приканчивали раненых. Никогда еще ненависть не проливала столько крови, надеясь, что она ее утолит. Нежная принцесса из цветущих садов Франции, внимавшая поэтам и музыкантам, стала тридцатилетней женщиной с сердцем, выжженным местью, которую она ничем не могла насытить…
Англичанам надолго запомнилась жуткая битва при Уэйкфилде.
Кровавые подвиги Маргариты не принесли ей желаемого.
То, чего не смог достичь Уорик интригами, Йорк – хитроумными уловками, Маргарита достигла жестокостью: Лондон отвернулся от больного короля. Он пожелал видеть на троне Эдуарда Йорка и восторженно приветствовал его, восхищаясь несравненной красотой молодого человека, его золотыми кудрями, белозубой улыбкой и отвагой.
В страстном порыве столица подарила ему себя, не подозревая, что ее рыцарь лишен сердца и жесток, как восточный сатрап.
Он не один отличался жестокостью в своей семье, которая с течением времени уподобится печальной памяти Атридов. Придет время, и Эдуард убьет своего юного брата Эдмунда, а их младший брат, Ричард Горбун, настолько же уродливый, насколько Эдуард красивый, сев на трон под именем Ричарда III, покажет свою черную душу.
Но в эту минуту Эдуард пьянел от восторга толпы, подносящей ему корону.
А Маргарита тем временем двигалась к Лондону, желая вырвать из рук Уорика своего бедного супруга. К несчастью – это присловье отныне будет ей беспрестанно сопутствовать, – она совершила новую ошибку: разделила свою армию с тем, чтобы драться сразу с двумя войсками, одним из которых командовал Эдуард, а другим – Уорик. Одну часть армии Маргарита оставила за собой, вторую отдала под начало Оуэну Тюдору, возможно, единственному человеку, которому она доверяла.
Она очень любила Оуэна, он был ее другом и наперсником. Королева поверяла ему свои надежды и тревоги. Оуэн Тюдор беззаветно любил Екатерину и поэтому с нежностью и теплом относился к Маргарите, хотя проснувшееся в ней неистовство его смущало.
– Вы отравляете себе душу, мадам, – говорил он ей. – Не могли бы вы стать более милосердной?
– А ко мне были милосердными? Кто проявил милосердие к моему супругу, держа его в заточении? Нет, друг мой, до тех пор, пока будет жив Уорик, я буду без малейшей жалости преследовать
