Наконец я почуял свежий воздух, и вскоре мы увидели, что выходим в лес.

Дальше рассказ снова продолжал Остролист:

— Почти всех кроликов, выбежавших на поле, застрелили. Наконец люди закончили свое страшное дело. Они вынули плети из нор и повесили трупы на палку. — Тут Остролист потерся носом о голову Ореха.

— Не рассказывай об этом! — тихо сказал Орех.

— Вскоре огромный хрудудиль, не тот, на котором приехали люди, а другой, выехал на наше поле. Этот очень шумел и был желт, как полевая горчица. Своими огромными лапами он держал перед собой большую сверкающую вещь, для описания которой мне не хватает слов! Сам он был широкий, страшный, как Инле, и очень блестел. А эта вещь — не знаю, как вам это передать, — она разорвала наше поле на части! Поля попросту не стало! Хрудудиль толкал перед собой землю, корни, кусты и то, что было под землей.

Я все-таки собрал трех спасшихся кроликов — Колокольчика, Курослепа и юного Жабрея. Жабрей служил в Аусле, и я спросил его о Треарахе, но Жабрей не мог сказать мне ни одного разумного слова. Надеюсь все же, что Треараха постигла легкая смерть.

Курослеп вскоре совсем обезумел и болтал ерунду, да и мы с Колокольчиком были не в лучшем состоянии. Почему-то мне все время вспоминался Лохмач. Я помнил, как я шел арестовывать его, и теперь мне хотелось сказать ему, что я был не прав.

Вчетвером мы пошли вниз по реке. В эту же ночь в лесу умер Жабрей.

В конце концов мы дошли до реки. Вскоре мы нашли место вашей переправы. В песке под откосом было много кроличьих следов. Они прерывались, а это значило, что вы переплыли реку. Я тоже переплыл реку, за мной последовали другие, и я снова отыскал ваши следы.

Потом нам повезло. Во всяком случае, мы так думали сначала. Ночью мы встретили хлессиля, старого жилистого кролика с царапинами и шрамами на носу. Он сказал, что невдалеке находится кроличья колония, и показал нам туда дорогу.

Мы дошли до поля, но так устали, что заснули в первой попавшейся канаве. Я не в силах был заставить моих кроликов подежурить и сам вскоре заснул. Когда я проснулся, было близко к ни-Фрису.

Все было тихо, пахло только кроликами, и все же я почувствовал что-то неладное. Я разбудил Колокольчика и собирался разбудить Курослепа, который громко бредил, как вдруг нас окружила толпа кроликов. Это были все толстые огромные парни, и они как-то странно пахли.

— Мы знаем, как они пахли, — заметил Лохмач.

— Один из этих кроликов сказал: «Я — Львиная Пасть. А кто вы и что вам здесь надо?» Я сказал им, что мы разыскиваем кроликов нашей колонии — Ореха, Пятого и Лохмача. Как только я вымолвил эти слова, он повернулся к своим и закричал: «Вот они! Держите их! Рвите их на части!» Тут все бросились на нас. Один из них порвал мне ухо, прежде чем Колокольчик сумел его оттащить. Мы схватились со всей их толпой. От удивления и неожиданности я вначале немногого стоил. Однако мне показалось странным, что такие великаны совсем не умеют драться и не знают простейших приемов боя. Колокольчик сбил с ног двоих, каждый из которых был вдвое выше его ростом. В конце концов нам пришлось бежать, потому что их было слишком много. Когда мы были уже далеко, то вспомнили, что оставили позади спящего Курослепа. И вот после того, что мы перенесли, бедный Курослеп погиб от лап кроликов!

— По-моему, это — неслыханный позор! — тут же вставил Земляника.

— Мы мчались по полям вдоль узкого ручья, и часть этих кроликов неслась за нами, — продолжал Остролист. — Тут я подумал: «Убью хоть одного из них!» Мне было стыдно, что мы удрали, спасая свои шкуры, и оставили больного Курослепа. Я увидел, что Львиная Пасть бежит впереди. Я дал ему себя догнать, а затем повернулся и сбил его с ног. Я хотел растерзать его, как вдруг он пропищал: «Не убивай меня! Я скажу, куда ушли ваши друзья». — «Скорее говори», — сказал я, уставив когти задних лап ему в живот. «Они пошли на холмы, — пробормотал он, задыхаясь. — На высокие холмы! Ваши кролики ушли вчера утром!» Поняв, что он больше ничего не знает, я только поцарапал его и отпустил. Больше мне почти нечего сказать, — продолжал Остролист. — Очень болело ухо, и я винил себя в гибели Курослепа. У меня оставалась лишь одна мысль: найти Лохмача и сказать ему, что он был прав, когда бежал из нашей колонии.

Наконец на следующий день мы пришли к холмам. Мы уже ничего не опасались и шли по открытому месту в совиное время. Близилась ночь, а кругом не было ни леса, ни укрытия. Тут все у меня в глазах стало двоиться. Ясно, как эту траву, я увидел Скабиозу и услышал его вопль, я увидел Треараха и Жабрея. Я звал Лохмача, но не надеялся его увидеть. Я помню, как отошел от плетня на поле в надежде, что придут элили, чтобы меня прикончить, но когда я пришел в себя, то увидел, что передо мною стоит Орех.

Помолчав, он добавил:

— Теперь вы понимаете, как мы с Колокольчиком счастливы, что оказались вновь среди друзей. Дорогой Лохмач, знай, что в ту ночь не я хотел арестовать тебя, это был другой кролик, и это было давным-давно.

С того момента как Остролист в полубреду добрался к подножию Уотершипского холма, едва ли прошел один день, но он уже почти совсем исцелился. Более же легкомысленный Колокольчик, несмотря на тяжелое потрясение, и вообще чувствовал себя прекрасно. Орех и его товарищи пережили огромное горе и глубокий ужас. Во время рассказа Остролиста Горшочек плакал и дрожал, узнав о смерти Скабиозы, а Желудь и Вероника чуть не задохнулись от конвульсий, когда Колокольчик рассказал им о том, как отравляющий газ сеял смерть под землей. Чувства их ни в коей мере не были притворными или лживыми.

Кролики задыхались вместе с несчастными в отравленных норах, они горели яростью, слушая о судьбе Курослепа, погибшего в канаве, — такова была их тризна по умершим! Но когда рассказ подошел к концу, аппетит взял свое.

Было бы прекрасно, если бы погибшие могли вернуться! А пока нужно было щипать траву, грызть зерно, рыть норы и