– Позволь мне решать, что мне надо, а что нет, – запальчиво проговорила Регина.

– Не позволю. Вы ни черта не понимаете. Вот вызовет вас следак как свидетельницу, и что вы ему станете говорить?

– Найду что.

Артем пренебрежительно махнул рукой.

– Бросьте. Ни к чему вам это. Я не хочу.

– Однако ж ты сам пришел сюда! Сам! Я тебя не звала. Чего ж ты тогда не беспокоился обо мне?

– Да потому что я ни фига не соображал от боли и от усталости. И я не собирался жить у вас. Думал просто ночь перекантоваться.

Он наконец поднялся на ноги и потянулся за курткой.

– Никуда ты не пойдешь. – Регина решительно перегородила путь к двери. – Слышишь? Я не разрешаю.

– Да кто вы мне, чтобы разрешать или не разрешать? – Его лицо стало злым и холодным.

Такое Регина уже видела, и не раз. Ее охватило отчаяние. Она не может бороться с ним. Он ей чужой. Непонятный, несчастный человек, который, несмотря на свой юный возраст, гораздо взрослее и опытнее ее самой. Регина почувствовала, как подступают к горлу слезы. Она крайне редко плакала, а уж на людях почти никогда. Нет, дудки, она не станет реветь при этом глупом мальчишке, вообразившем, что он пуп земли.

– Хорошо. Иди. Куда хочешь, туда и иди. – Регина отступила от двери. Артем, не глядя на нее, вышел из квартиры. – Скатертью дорожка, – крикнула Регина ему вслед тоном третьеклассницы и с силой захлопнула дверь.

Сердце ее бешено стучало. Каков паразит! Даже не попрощался. Мог бы хоть «до свидания» сказать. Правду говорят, сколько волка ни корми…

Громко грянул на тумбочке телефон. От неожиданности Регина вздрогнула.

– Да, слушаю.

– Волкова Регина Сергеевна? – произнес низкий мужской голос.

– Да, это я.

– Майор Скрипник вас беспокоит. Мне нужно побеседовать с вами о том, что произошло в квартире покойного Константина Соболева. Вы можете подъехать ко мне завтра в час дня?

– М-могу, – выдавила Регина, запинаясь. – А куда?

– У вас есть чем записать?

– Минуту. – Регина трясущимися руками достала из ящика комода ручку и блокнот.

– Готовы? – терпеливо осведомился Скрипник.

– Да. Я слушаю вас.

– Ленинградский проспект, дом пятьдесят три.

– Это полиция? – упавшим голосом спросила Регина.

– Следственный комитет. Жду вас завтра к часу. Постарайтесь на опаздывать.

– Хорошо.

В трубке послышались гудки. Регина положила телефон на тумбочку и без сил опустилась на банкетку у вешалки. Тихо скрипнула дверь. На пороге возник Артем.

– Я все слышал.

– Что ты слышал? – В висках у Регины стучало, затылок сковало тяжестью.

– Все. Вас вызывают в следственный комитет.

– Ну и что? Тебе-то какое дело? Ты же ушел – так уходи.

– Вы какая-то красная, – сказал Артем, и в его голосе больше не было ни малейшей злости. Лишь растерянность и тревога. Он сел рядом с Региной, опустив голову.

– Сделай одолжение, принеси тонометр. Он в спальне, на столике.

– Конечно. – Артем с готовностью вскочил. – Сейчас принесу. А… можно в спальню? Вы же не разрешали.

– Можно. – Регина усмехнулась.

Как она могла сердиться на него? Он же сам не ведает, что творит. Артем унесся в спальню и через секунду вернулся с тонометром. Давление зашкаливало.

– Давайте вызовем врача, – предложил он.

– Не надо врача, – возразила Регина слабым голосом. – Я таблетку выпью и полежу. Все пройдет. А ты… можешь мне помочь?

– Могу. Что надо сделать?

– Тетради в сумке. Почитай, поищи ошибки. Орфографические. Подчеркни карандашом. Мне потом будет быстрее проверять.

– Ошибки? Я? Исправлять? – На лице Артема отразилось такое изумление, что Регина, несмотря на ужасное самочувствие, не выдержала и улыбнулась.

– Да, ты. А что тут такого? Ты же сам признался, что читал в колонии Достоевского.

– Да врал я. Ничего я не читал.

– Врал не врал, а назвался груздем – полезай в кузов.

Регина поковыляла в спальню, оставив Артема в полной растерянности. Она выпила таблетку, легла в постель и прикрыла глаза, прислушиваясь к тому, что происходит в квартире. Артем тихо ходил по гостиной. Вот зашуршали тетрадки, извлекаемые из сумки. Затем скрипнул стул. Через минуту послышалось тихое бормотание. Регина удовлетворенно кивнула себе и принялась думать, что она завтра скажет следователю. Про ключи говорить нельзя ни в коем случае. Скрипник сразу поймет: Костю что-то привлекало в ее квартире, и захочет произвести обыск. Кроме того, он будет пытаться связать визит Артема к Регине в качестве сантехника и его присутствие рядом с мертвым Соболевым. Эх, зря она тогда сказала, что знает его. Но кто же мог подумать, что дело так обернется? В любом случае надо сообщать как можно меньше информации. Мол, да, видела сантехника, всего пять минут, не более. И больше никогда не встречала. Что он делал в квартире убитого – без понятия. Примерно вот так…

Бормотание за дверью продолжалось, к нему присоединились негромкие, но возмущенные возгласы. Пару раз уши Регины различили смачные матерные ругательства. Она поняла, что пора вмешаться, и, поднявшись, на нетвердых ногах вышла в гостиную. Артем сидел за столом у окна, в руке его был простой карандаш. Справа лежала поредевшая, но еще толстая стопка тетрадей, слева тоже стопка, поменьше. Он смотрел в раскрытую тетрадку, губы его шевелились. Поглощенный процессом, он так и не снял очки, и видок у него был весьма забавный. Ни дать ни взять – молодой выпускник-стажер педвуза. Подошедшую сзади Регину Артем не заметил, продолжая тихо материться.

– Что, все так плохо? – спросила Регина, заглядывая в тетрадь.

Он от неожиданности выронил карандаш.

– Вы зачем встали? Вам лежать надо.

– Мне уже лучше. А ты чего так сквернословишь, словно грузчик в порту?

– Грузчики в порту не так сквернословят, – насмешливо произнес Артем. Глянул на Регину и добавил: – Ну ладно, простите. Я ж думал, вас нет рядом. Они тут такую хрень пишут, я б на вашем месте всем колы бы влепил.

– Экий ты суровый, – улыбнулась Регина, внимательно разглядывая обведенные в кружок и исправленные ошибки.

Некоторые исправления были правильными, некоторые нет, примерно равное число. Кроме этого, были и те ошибки, которые Артем не заметил. «Для первого раза неплохо», – подумала Регина.

– Ладно, спасибо. Хватит. Ты хорошо мне помог.

Он отложил карандаш и встал. Они стояли рядом молча, но каждый знал, о чем думает другой. О том, что будет дальше.