Мне хотелось броситься на Асеньку, схватить ее за горло и придушить. Но почему-то я не мог сдвинуться с места. Ноги мои точно опутали веревки. Я стоял и смотрел на Асенькино миловидное личико. Она улыбалась грустной улыбкой и все качала, качала головой…

– Ненавижу! – прохрипел я и проснулся.

В кухне было светло. Рядом с раскладушкой стоял зеленый инопланетянин и скалил на меня зубы, опутанные какими-то железками. От ужаса я завопил благим матом и тут понял, что это вовсе не инопланетянин, а измазанный зеленкой Александр Морозов собственной персоной. На зубах его красовались брекеты.

– Тише ты, придурок, – сказал Морозов. – Соседи полицию вызовут.

При слове «полиция» я окончательно вспомнил, кто я такой и где нахожусь.

– Аня где? – спросил я хрипло.

– На работе, где. Уже половина десятого, а ты все дрыхнешь. Да еще и орешь во сне, как натуральный псих. «Ненавижу, ненавижу». Кого, интересно, ты ненавидишь?

– Никого, – буркнул я и стал натягивать джинсы.

Делать это одной рукой было неудобно, но я уже приноровился за эти дни. Морозов с любопытством наблюдал за тем, как я одеваюсь.

– Ну ты и фрукт, – произнес он, когда я сложил раскладушку. – И зачем тебя только Анька к нам впустила?

– Тебя забыла спросить. – Я пригладил свой вставший дыбом, крашеный ежик.

Выглядел я, наверное, так себе: опухший со сна, взъерошенный. К тому же меня сильно беспокоил увиденный сон. Почему Асенька сказала, что Регины нет? Что-то должно это значить? Может, ей плохо, она заболела? Нужен врач? А я тут прохлаждаюсь на кухне в обществе зеленого человечка.

– Ладно, – смягчился Морозов. – Давай завтракать, что ли, сеструха оладьи вчера испекла. Со сметаной объедение.

Он по-хозяйски залез в холодильник и извлек оттуда миску, полную румяных оладушек. Переложил их на тарелку и засунул в микроволновку. Пока оладьи разогревались, Морозов достал сметану и банку какого-то варенья.

– Чего стоишь, как чурбан? Садись, – пригласил он меня.

Оладьи оказались чудесными. Мы слопали почти всю миску, половину упаковки сметаны и треть банки варенья – оно оказалось вишневым, с косточками. У Морозова поверх зелени на губах образовались белые усы. Глядя на него, я невольно ухмыльнулся.

– Чего лыбишься? – обиделся Морозов. – Знаешь, как чешутся эти чертовы болячки?

– Знаю.

– Ни черта ты не знаешь. Руку где сломал?

– Упал. На улице.

– Не повезло тебе, брат, – позлорадствовал Морозов.

Мне захотелось дать ему в нос. Не сильно, так, слегка, но чтоб знал. Я уже сжал ладонь в кулак, но вовремя вспомнил, что он брат Ани, а та милостиво согласилась приютить меня, и стало быть, я ее должник. Нет, Морозова бить нельзя, хоть он и на редкость противный тип. К тому же я целых два дня жил по его паспорту.

– Чем займемся? – спросил Морозов.

Я понял, что ему смертельно скучно целый день сидеть дома. На улицу в этой зелени не выйти, Аня на работе. И правда, от тоски волком взвоешь.

– У вас приставка игровая есть? – спросил я его.

– Есть.

– Пойдем, сыграем во что-нибудь?

– Пошли.

Мы отправились в гостиную и уселись за комп. Сначала выиграл я. Потом он. Потом снова я. Только мы начали четвертый раунд, зазвонил морозовский мобильный.

– Да, Ань. – Морозов скривил унылую физиономию. – Картошку? Ага, ладно. И что еще? Унитаз помыть? Может, это… унитаз ты сама? Нет? А, ну ладно, ладно, не злись.

Он повесил трубку.

– Все. Конец свободе. Анька велела начистить к обеду картошки и вымыть унитаз. Со средством.

По брезгливому выражению лица Морозова я понял, что унитазы он никогда не мыл.

– Не дрейфь, – утешил я его. – У меня большой опыт по помывке унитазов. И по чистке картошки тоже.

Он взглянул на меня с любопытством.

– Ты был в армии?

– А ты не был, что ли? – ушел я от прямого ответа.

– У меня аллергия. Меня не взяли.

– Понятно. – Я усмехнулся.

– Ты в каких войсках служил? – не унимался Морозов.

– В стройбате, – сказал я, чтобы он отвязался.

– У-у, стройбат, – протянул он пренебрежительно.

Мне снова захотелось дать ему в нос, но я сдержался.

– Предлагаю разделить обязанности. На тебе картошка, на мне, так и быть, сантехника.

Морозов нехотя кивнул и побрел на кухню. Вскоре оттуда на полную мощь заревел кран. Эх, Морозов, Морозов, не экономишь ты воду. Нет на тебя нашего бригадира – тот всегда разрешал нам включать лишь тонкую струйку. Я засучил левый рукав рубашки и отправился в сортир. Он был совмещенный, небольшая ванна, такая же небольшая раковина и непосредственно сам объект моего труда, гордо стоящий в углу стульчак. И ванна, и раковина, и сам унитаз – все не первой свежести. Очевидно, у Ани было не особо много свободного времени, чтобы заниматься тщательной уборкой. На смесителях накопился мыльный налет, стыки между раковиной и кафельной стеной покрывал грибок. Дно унитаза было в разводах ржавчины. Я открыл хозяйственный шкаф и нашел там все, что требовалось: несколько тряпок, пемолюкс, хлорку, губки. В колонии мы частенько чистили гальюн зубными щетками – это было наказание за какие-нибудь проступки. После таких процедур унитазы сияли, как новенькие. Времени это занимало уйму, тряпками и губками работать было куда сподручнее.

Я не спеша принялся за дело. Это здорово отвлекало меня от тягостных мыслей о моем будущем и от тоски по Регине. Через полчаса все вокруг блестело. Грибок я оттер хлоркой, ржавчину пемолюксом. Отполировал смесители и в довершение всего протер пол. Полюбовавшись на свою работу, я вытер руку и заглянул в кухню.

Вода так и хлестала из крана, заливая столешницу. Вся раковина была забита картофельной кожурой. На столе лежали три кое-как очищенные, покореженные картофелины сплошь в грязных разводах. Остальные томились в пластиковом ведерке и дожидались своей очереди. Морозов с несчастным видом сдирал кожуру с картофельного бока. Видно было, что занятие это для него сродни пытке.

– Эх ты, гуманоид. – Я отодвинул его от мойки и взял нож из его потных ладоней.

Одной левой рукой чистить картошку было нереально, пришлось воспользоваться кончиками пальцев правой руки, торчащими из гипса. До недавнего времени шевелить ими было больно, но со вчерашнего дня боль притупилась и сделалась незаметной. Одну за другой я почистил все картофелины, собрал очистки из раковины, кинул их в ведро.

– Иди, выброси в мусорку, – велел я Морозову.

Тот послушно побежал в прихожую. Картошки лежали стройными рядами, как зэки на поверке. Я подумал, что Аня вернется домой после работы голодная, а ей еще варить эту картошку. Или жарить. В тумбочке нашлась целая бутылка постного масла. В духовке стояла сковородка. Когда Морозов вернулся с мусорки, на плите уже шипели нарезанные картофельные дольки.